Засмотревшись, Сашка не заметил, что уже долго держит палец на закладке. Сияние от пера дотянулось до края камня, коснулось ногтя и поползло по суставу. Сашка вскрикнул и отдернул руку. Контакт с закладкой был потерян, но палец все равно продолжал сиять. Сияние отступало медленно, неохотно.
Сашка понял, что, если возьмет эту закладку, всякое сердце отзовется ему. Чувство самосохранения, этот благоразумный трус-перестраховщик, забьется в свою крысиную нору. Животные будут бежать в огонь и сгорать, если он этого пожелает. Люди станут слушать каждое его слово. Даже если это слово безумно, они все равно увидят в нем смысл. Он скажет армии: «Идите и умирайте!» – и никто не усомнится, не повернет назад. Женщины будут смотреть на него влюбленными глазами – и любой его недостаток в этих глазах будет превращаться в достоинство. Нос с горбинкой – благородство и порода. Сломанный нос – мужественная красота. Нос кнопкой – жизненные силы природы. Вообще нет носа… хм… многозначительная недоговоренность, вмещающая все смыслы подряд! Даже Алиса, вечная шныровская оппозиция, которая считает величайшей заслугой, если она просто зажгла под супом газ, с вилкой побежит на отряд берсерков, если он, Сашка, ее пошлет.
Озаряющее палец сияние окончательно померкло, и Сашка почувствовал, что рука его вновь невольно тянется к камню. Вот чего ему не хватало всю жизнь! Ощущения успеха! На него все рявкали: и в школе, и дома, и на улице. Всякая мелкая дрянь желала показать, какая она крутая! Не для того ли он пошел на бокс, чтобы поверить в свои силы? Чтобы запретить миру держать себя за головастика, которому все кому не лень указывают, в какой луже ему плавать? Как досадно жить, боясь идиотов, бригадами населяющих мир! Мелкого начальства, контролеров в электричках, нервных уборщиц, автовладельцев на бешеных гробах и всякой прочей швали, которая так и норовит хоть в чем-нибудь тебя ограничить и хоть чуток, но тобой «руководнуть»! А тут все будет по-другому! Оставь он себе эту закладку – и дробный мир наконец обретет строгую системность, которая так нравилась Сашке.
Палец вновь коснулся камня. На этот раз синее сияние устремилось по нему мгновенно. Сашка и опомниться не успел, как оно охватило уже всю руку до кисти. Сашку выручило то, что другая рука, на которую он опирался, подогнулась и он завалился набок. Он лежал и смотрел на закладку. Синяя закладка медленно погасала. Перо постепенно тускнело. Вначале затухло сияние камня, потом от пушистого пера осталась только сияющая сердцевина. Остывала закладка, а вместе с ней остывал и Сашка.
Нет, если он возьмет ее, ШНыр его больше не пустит, а там, за его оградой, окажутся и пеги, и вся сегодняшняя жизнь, и Рина. Мысль, что он лишится Рины, подействовала на Сашку отрезвляюще. Прощай, Рина! Здравствуйте, ведьмари и живой консерв Гай! Нет, извините, но это не равноценно! Перо останется здесь, не за ним его послали!
После короткого колебания Сашка взял одну из красных закладок и, сунув ее в сумку, стал выбираться наружу. Даже со львом это оказалось ему едва по силам. По пути он несколько раз терял сознание, но кратковременно, потому что, очнувшись, понимал, что так и не переставал ползти. Он полз и полз, отвоевывая у тоннеля сантиметр за сантиметром. Пальцы ног, которыми он упирался о землю, сводила судорога. Было так жарко, что Сашка даже не столько потел, сколько сухо задыхался. Казалось, тело у него такое горячее, что выжигает в тоннеле воздух. Перед глазами плясали красные круги.