Держа в руке, словно орудие мщения, деревянную поварешку с пятнами красного соуса на краю, миссис Хулихан повернулась к нам лицом.

– И я нашла это… эту штуку в холодильнике. Это было не очень приятно, Нола.

Нола посмотрела на меня большими глазами. Я быстро покачала головой, и она с полным раскаяния видом повернулась к экономке.

– Извините, миссис Хулихан. Я не буду больше этого делать.

Бо не сводил глаз с Нолы. На его лице застыло задумчивое выражение.

– Я была бы признательна. – Миссис Хулихан повернулась ко мне: – Еще один на ужин?

– Да, – сказала я.

– Нет, – одновременно со мной сказала Нола. Джек приподнял бровь и вопросительно посмотрел сначала на Нолу, затем на Бо.

– Если, конечно, у тебя нет других планов, – уточнила я.

– Только если это не проблема, то с удовольствием, – ответил он, словно не замечая колючего взгляда Нолы. – Давненько я не ел домашней еды. Сижу на лапше рамен и пицце пепперони. И моих фирменных макаронах с сыром и нарезанными хот-догами.

– Так ты не веган? – спросил Джек, и его лицо оттаяло.

– Нет, сэр. Мне нравится еда, у которой есть вкус. Я ничего не имею против овощей, но дайте мне к ним раков и колбасу андуй. Или сочный стейк, или гамбургер, или и то и другое. – Он похлопал себя по плоскому животу. Мой собственный живот громко заурчал.

Я повернулась к Ноле:

– Будь добра, поставь на обеденный стол еще один прибор для Бо, хорошо?

С очередным тяжким вздохом она достала из ящика столовое серебро и, с силой задвинув несчастный ящик на место, удалилась в столовую.

– Ты сказал, что у тебя есть что-то для меня? – напомнила я Бо.

– Да. – Бо полез в свой рюкзак и вытащил пластиковый контейнер для сэндвичей. – Извините, что я немного опоздал к вам… у меня был школьный проект, а затем мне пришлось ждать, когда моя бабушка пришлет мне это. – Он поставил контейнер на стол, и мы с Джеком шагнули ближе, чтобы посмотреть, как Бо открывает крышку.

Коробка была полна старых пуговиц самых разных размеров, дизайна и материала. На дне контейнера лежали тонкие полоски высохших кожаных ремешков, сморщенные, как мертвые дождевые черви на летнем тротуаре.

Нола вернулась, однако встала на нашей стороне стола, а не рядом с Бо.

– Похоже, пуговицы раньше были нанизаны на шнурки или кожаные ремешки, – изрекла она, внимательно рассмотрев содержимое коробки.

– Очень хорошо, – сказал Бо, и его взгляд остановился на Ноле.

Ее щеки сделались пунцовыми.

– Всего лишь предположение, но эти кусочки старой кожи здесь и на дне гроба Шарлотты как бы говорят об этом.

Нола протянула руку и, вытащив медную пуговицу с гравировкой в виде геральдической лилии, взялась перекатывать ее между мозолистыми пальцами.

– Играешь на гитаре? – полюбопытствовал Бо.

Щеки Нолы вновь зарделись.

– Немного.

Мы с Джеком переглянулись. Скромность была не в характере Нолы.

– Я тоже, – признался Бо. – Мне нравится звук акустической гитары, наверное, потому, что я помню, как моя мама играла мне на гитаре, когда я был совсем маленьким. Она даже сама сочиняла песни.

– Моя мама тоже, – тихо сказала Нола, не сводя глаз с пуговицы между пальцами.

Мы с Джеком одновременно потянулись к ней и заключили Нолу в неловкое групповое объятие. Впрочем, зная нелюбовь Нолы к телячьим нежностям, мы с Джеком тотчас же отстранились. Правда, там, где Джек прикасался ко мне, моя кожа все еще горела.

– Итак, – сказала Нола, бросая пуговицу обратно в коробку, – почему они были вместе с куклой по имени Замороженная Шарлотта?

Бо почесал затылок.

– Мы не совсем уверены. Мими – это моя бабушка – тоже собирает амулеты. Она считает, что эти пуговицы в гробу могут быть от них. Но она не уверена, почему они вместе, хотя и кукла и пуговицы из Викторианской эпохи.