– О, спасибо, – сказала я, откидываясь на спинку стула. – Для протокола: я ни разу не сказала и не сделала ничего с намерением тебя обидеть.

– Знаю. Но твое намерение – не проблема. Это результат. Ты мгновенно переходишь от намерения к действию, не задумываясь о сопутствующем ущербе. Что делает тебя очень непростым человеком для совместной жизни. Мне всегда кажется, что я должен спать с одним открытым глазом.

Я слышала каждое его слово, но никак не могла связать их воедино и вникнуть в их смысл. Наверно, я слишком долго жила одна и независимо. Помню, как в пятом классе я получила записку от учительницы, которую должна была принести домой, отцу. «Плохо ладит с другими детьми». Возможно, именно это имел в виду Джек.

– Дело в моем этикеточном пистолете? Могу выбросить его, если это поможет.

Джек тяжело вздохнул и потер рукой щетину на подбородке – этот звук был мне до боли знаком.

– Эх, Мелли…

Резкий стук в дверь не дал ему договорить. Дверь распахнулась. На пороге стояли Марк и Ребекка, за ними смущенная Джолли.

– Простите, Мелани, они не захотели ждать, пока я доложу о них.

– Все в порядке, Джолли… – Это все, что я смогла выговорить, прежде чем мои слова утонули в объятиях Ребекки.

Моя кузина была с ног до головы в розовато-лиловом, включая лиловые сапоги и ленту для волос. Это был ее новый оттенок, чтобы избежать ее обычного ярко-розового, который, по ее мнению, слишком бросался в глаза на фоне нового цвета волос Марка. Завышенную в стиле ампир талию ее платья для беременных венчал еще один розовато-лиловый бант. К счастью, с ней не было ее собачки Пуччи, возлюбленной Генерала Ли и матери Порги и Бесс. Обычно на них были одинаковые наряды, и я сомневалась, что сегодня утром я выдержу это.

– Как твои дела? – сказала она, преувеличенно нахмурив брови. Тот факт, что она одновременно обнаружила, что беременна и что у Марка есть любовница, не охладил ни ее кокетства, ни приверженности браку. И даже если я сочла бы это достойным уважения в других людях, в случае Ребекки это было за гранью моего понимания.

Джек встал и, засунув руки в карманы, в упор посмотрел на Марка.

– Рад видеть тебя на свободе, Мэтт, – сказал он, намеренно исказив имя, как он делал с тех пор, как они – два противника – встретились впервые. – Не уверен, что одобряю твой новый цвет волос, но мы не будем видеться слишком часто, так что это не имеет значения.

Я впервые увидела Марка после той ночи на кладбище, когда его волосы необъяснимым образом поседели. Или все же объяснимым. В конце концов, невидимые руки затащили его в мавзолей. По словам Ребекки, этот опыт сделал его более мягкой и кроткой версией самого себя, но у меня было сильное подозрение, что это временно. У Марка Лонго, которого знала я, вместо сердца был кусок угля, и требовалось нечто большее, нежели сильный страх, чтобы превратить его в нечто, напоминающее нормальное человеческое существо.

Седые волосы на мгновение отвлекли меня, заставив забыть, что он примерно моего возраста, а не дряхлый, глубокий старик. Он был нашим врагом, и я была вынуждена постоянно напоминать себе, что независимо от того, как он выглядел или что Ребекка говорила о нем, это был все тот же Марк Лонго, которого я знала. И что Марк Лонго не был ни другом, ни родственником.

Марк ухмыльнулся. На этот раз в его ухмылке было меньше льстивости, чем раньше.

– Как продвигается книга, Джек?

Если я что-то и усвоила с тех пор, как познакомилась с Джеком, так это то, что у писателя лучше не спрашивать, как продвигается его новая книга. Этот вопрос вызвал чувство неадекватности, сомнения и явную панику. Лицо Джека осталось спокойным, но я заметила тик на его щеке.