Слова директора зацепили сильнее угроз и криков. Глаза предательски защипало от набежавших слез. Лёша вспомнил свою маленькую, хрупкую маму, и ему стало невыносимо стыдно. С тех пор как погиб отец, она полностью посвятила себя ему. У неё не было личной жизни, он никогда не видел в их доме посторонних мужчин. А ведь она ещё молодая, ей всего лишь тридцать пять, к тому же красивая женщина. Лёша не раз замечал, какими взглядами провожают её мужчины, когда вместе с ней выбирался по семейным делам. Она могла бы ещё устроить свою судьбу и жить в своё удовольствие, но вместо этого положила себя на алтарь сына и полностью растворилась в нем.
– Жалко, – пробормотал он, стыдливо опустив глаза.
– Тогда даже не ради себя, а ради неё возьмись за ум. И прошу тебя, Алексей, давай больше не будем возвращаться к этой теме, – сказала директриса и, показав на его разбитую губу, добавила: – и перестань биться, как гладиатор, драки тебя до добра не доведут.
Лёша мог пообещать, что не будет прогуливать уроки и станет лучше учиться, но такого обещания дать не мог. Он не какой-то безбашенный драчун, который дерётся ради удовольствия. Лёша никогда не начинал драку первым, он всегда защищался. Как в ситуации с Фроловым. Получается, дай он такое обещание, должен был стерпеть удар в лицо и проглотить обиду. Это только в Библии написано: «Ударили тебя по левой щеке, подставь правую». В жизни всё по-другому: выживает тот, кто умеет за себя постоять.
Ему не хотелось давать пустых обещаний, которых он не смог бы исполнить. Лёша посмотрел в глаза директрисы и честно сказал:
– Я постараюсь.
Во время перемен самым популярным местом среди учеников становился второй этаж. На первом находились охрана, гардероб, столовая и администрация, там не повеселишься, на третьем – кабинет классного руководителя Натальи Александровны, тоже особо не побесишься. Шла перемена между четвёртым и пятым уроками. Школьный коридор, точно большой муравейник, кишел народом. Все учителя знали, что во время перерывов второй этаж превращается в игровую площадку, но закрывали на это глаза. Они считали, лучше пусть ученики отдыхают между уроками в школе, чем разбредутся кто куда, потом ищи-свищи их, как ветра в поле. Ругались они только в том случае, если кто-то приносил мяч. Если преподавателям удавалось поймать нарушителя, то его ждало суровое наказание. Да и как можно было не наказать, когда уже несколько раз горе-футболисты во время игры разбивали стёкла. Когда Костя Данилин, одноклассник Истомина, вытащил из рюкзака футбольный мяч, ученикам оставалось только молиться, чтобы никто из учителей не заглянул на «вечеринку».
– Леший, иди мяч попинаем, – предложил Данилин.
– Не, Костян, без меня, – отмахнулся Лёша, – мне надо химию списать.
Парни разбились на команды, а с двух сторон коридора поставили на шухере мальчишек из младших классов. В воображаемых воротах, границы которых обозначались рюкзаками, тут же выросли вратари, и начался матч. Некоторые девчонки стояли у стеночки, шептались и хихикали, поглядывая на игроков. Другие зависали в гаджетах, сидя на диванах в небольшом кармане коридора. Одна из старшеклассниц включила музыку на телефоне, и девушки начали танцевать. Лёша примостился на подоконнике. Пока пацаны играли в футбол, он списывал домашнюю работу, поставив за спиной Антона в качестве наблюдателя на тот случай, если неожиданно появится классный руководитель. Лёха на автопилоте перекатывал в свою тетрадь задачи, не вникая в суть, при этом искоса поглядывал на один из диванов, где сидела одноклассница Варя Котова. Её пшеничные волосы были собраны в высокий хвост, несколько прядей выбились из причёски, придавая ей соблазнительно растрёпанный вид. Она увлечённо читала книгу, на обложке которой Лёша прочитал: «Гордость и предубеждение». Девушка беспечно покачивала тонкой ножкой в нейлоновом чулке, обутой в изящную туфельку. Несмотря на все свои грехи, Истомин пользовался уважением в классе среди пацанов и популярностью у девчонок. Своим высоким ростом, спортивным телосложением, выразительными чертами лица, слегка вьющимися каштановыми волосами, а главное – врождённой непринуждённостью манер он разительно отличался от других парней, вытянувшихся и возмужавших к девятому классу. Не только одноклассницы, но и девушки из старших классов заглядывались на него. И лишь одна Варя не замечала его. Лёше порой казалось, она даже не знает, что он учится вместе с ней в одном классе. А когда удостаивался её вскользь брошенного взгляда, то думал, что она смотрит сквозь него на кого-то другого. Пару раз Лёха даже оборачивался посмотреть, не стоит ли кто за его спиной. И ещё, как назло, в классе Варя сидела прямо перед ним. Шелковистые волосы каждый день маячили у него перед лицом, сводя с ума своим клубничным запахом. Ему так и хотелось пропустить блестящие пряди между пальцев и провести рукой по всей длине. Однажды он не сдержался и осуществил свою мечту. Почувствовав прикосновение, Варя возмущённо обернулась, Лёша подмигнул ей и улыбнулся своей самой обворожительной улыбкой, от которой, насколько ему было известно, ни одна девчонка не могла устоять. Но Варя другая: она раздражённо фыркнула, будто лошадка, и, окинув его презрительным взглядом, тут же отвернулась. «Хоть бы идиотом обозвала, – подумал он, – не так обидно было бы. А то проигнорировала, точно к её волосам не одноклассник прикоснулся, а муха села». У Лёши никогда не было комплексов по поводу своей внешности, он был уверенным в себе молодым человеком и только рядом с ней чувствовал себя каким-то уродцем. Несмотря на это, втайне любил её самой высокой любовью, на которую был только способен, и верил: придёт время, и она обратит на него внимание. Варя была для него идеалом девичьей красоты. Он так увлёкся разглядыванием, что совсем забыл, почему торчит у подоконника, и спохватился, только когда услышал звонок. Оставалось переписать последнюю задачу.