– Здесь была Северная Война между Россией и Швецией. Пётр l победил. Ты знаешь, кто такой Пётр l?
– Царь, он построил Санкт-Петербург, привёз картошку и отрезал бороды бояринам.
– Боярам, – с улыбкой поправил Эльбрус. – Всё верно говоришь. Ещё отвоевал крепость Орешек, её ещё называют Шлиссельбург, она имела огромное стратегическое значение в те времена. Кстати, мы будем проходить мимо, всё увидишь своими глазами.
– Настоящая крепость?! – восхищённо воскликнул Тима.
– Самая настоящая, – серьёзно кивнул Эльбрус.
Тима снова занялся разглядыванием окрестностей. Я стояла в стороне и не понимала, как мне реагировать. Внутри творился жуткий шторм, практически буря. Неперевариваемый коктейль из эмоций и чувств, накатывающий волнами, бросающий меня из стороны в сторону. От животного страха до щемящей, какой-то щенячьей радости, что Эльбрус и его сын – пусть это и тайна под семью печатями, – нашли общий язык, настолько легко общаются. Что Эльбрус не отмахивается от детских вопросов, а отвечает, уделяется пусть минутное, но внимание, от чего сынишка расцветал.
Не привык он к такому вниманию, хотел, рвался, однако… Вове Тима никогда не был интересен, что было бы справедливым, знай он историю его зачатия, но он не знал. Не мог знать. Молчать точно не стал бы, как минимум рассказал матери, та со своим южным менталитетом смешала бы меня с дерьмом и была бы по-своему права, а та помалкивала, видимо, решив, что сбежавшая невестка – благо. Вове просто-напросто был неинтересен ребёнок.
Крепость Орешек осталась позади, приведя Тиму в неимоверный восторг. Он бегал по палубе, воображал себя то пиратом, то гвардейцем, идущим на штурм неприступного Нотербурга*, то отважным капитаном или юнгой, от которого зависел исход сражения и войны в итоге.
Мы вышли на простор Ладоги – широкой, местами синей-синей, иногда смуро-тёмной, покачивающейся короткими волнами, глухо ударяя о борт.
– Готов к рыбалке? – спросил Эльбрус Тиму, когда вернулся после недолгого отсутствия.
– Да! – подпрыгнул в восхищении Тима, захлопав в ладоши.
– Тогда держи спиннинг, – Эльбрус протянул удочку Тиме, показал, как правильно держать.
Мне тоже было предложено средство добычи. Взяла, несмотря на то, что за всю жизнь ни разу не была на рыбалке. Выросла на берегу Финского залива, рядом с огромным озером – крупнейшим пресноводным в Европе, потом жила в нескольких минутах ходьбы от моря, но рыбу всегда покупала.
Мы прошли на корму остановившейся яхты, уже заякоренной, там уже потирал руки довольный Сергей Сергеевич, держа длинный, упругий спиннинг. Они с Эльбрусом долго копались в огромном ящике со снастями, перебирая блесны, приманки, поплавки, крючки, всего, в чём я ничегошеньки не понимала.
Рядом топтался Тима, заглядывал в ящик, сыпал вопросами, получая на них обстоятельные, неспешные ответы. Иногда отвечал Сергей Сергеевич, но чаще Эльбрус – с таким вниманием, что становилось тоскливо на душе, тошно.
Невольно возникала мысль открыться Эльбрусу, теперь-то меня ничто не останавливает… Хотя – нет, останавливает. Стройная женская фигура рядом с ним с букетом в руках, когда мы случайно встретились на лестничной площадке, останавливает. Сильно.
– Держи крепко, смотри на поплавок, – сказал Эльбрус Тиме, устроив его на небольшом возвышении, так, чтобы открывался удобный обзор.
Леска взметнулась с характерным звуком, ударилась о воду и натянулась. Тима вцепился двумя ладошками в ручку, сосредоточенно свёл брови, насупился, вытащил кончик языка от напряжения, не отводя взгляда от серо-синей воды.