Мари…
Он вспоминал о ней постоянно. Он вспоминал тот их последний разговор на аэродроме Обани, когда гул двигателей «Геркулесов» приходилось уже перекрикивать, надрывая горло.
…Эх! Видел бы кто тогда ее глаза!.. Грустные глазищи лани!.. Она так долго его ждала, целый год с момента их прощания, даже больше, и вот теперь… Всего-то через несколько дней ей приходилось опять с ним прощаться…
– Ты вернешься?
– Обязательно, Мари!
– Ален! Андрей!.. Это Афганистан!.. Там очень опасно!..
– Я буду беречь себя… Для тебя, капитан Савелофф!
– Обещаешь? Пообещай мне!
– Обещаю! Да и… я ведь теперь не командир взвода разведчиков-диверсантов, а простой штабной куратор…
– Ты не будешь сидеть в штабе! Я тебя знаю!
– Я вернусь к тебе, Мариша! Я вернусь, и мы поженимся! Хорошо? Подождешь меня еще немного?
– Хорошо. Я подожду еще.
– Я ненадолго, Мари. Эта командировка всего-то на два месяца!
– Да, я знаю… 30 декабря вы должны вернуться…
– Вот видишь!
– Но я очень боюсь за тебя!
– Не бойся. Там я уже бывал. Места знакомые. Так что…
– Все будет хорошо?
– Именно! Все будет хорошо!..
…Что-то давило и сжимало грудь Филина в том месте, где, наверное, находится душа… Что-то не давало ему покоя… Он понимал, что что-то сделал не так, когда думал об этой девушке, да только… Что?! Мари любила его, и в этом не было никаких сомнений – она уже давно не скрывала своих чувств ни перед кем. А генерал Жерарди, у которого капитан, теперь уже Мари Савелофф была личным секретарем, ее родной дядя, так уже давно намекал Андрею на то, что «лучшего мужа» для своей племянницы он и пожелать бы не мог… Да и Андрей… С большой теплотой и благодарностью относился к ней, за всю ту заботу, которой она его окружала в нелегкие для него времена все эти годы… Наверное, и он любил ее по-своему, эту белокурую красавицу с грустными глазами лани…
Но только…
После всего с ним случившегося Филин хотел доказать всем, самому себе в первую очередь, что он еще на что-то годен!.. Доказать и… уйти на покой… Достаточно он уже повоевал, пора было давать дорогу «молодым»…
«…Все! – говорил он себе. – Пора заканчивать!.. Последняя „прогулка“ – и все, на гражданку! Отвоевался ты, капитан!.. На „полосе“-то ты доказал, только… шесть минут „напряга“ – это на самом деле не так-то уж и тяжело! А вот делать такое в течение месяца или хотя бы двух недель, как это было раньше[7], ты уже не потянешь, Андрей свет-Ляксеич! Пупец развяжется! Пора уходить. Но уходить достойно, так, чтобы о тебе помнили как о бойце, а не как о немощной „развалине“! Я вернулся, чтобы уйти красиво. И пусть меня считают глупым гордецом! Плевать! А потом… Потом все будет просто! Женюсь на Маришке, нарожаем с ней кучу детей… Ресторанчик открою, по старой памяти прямо там, в Обани… И назову его „Гнездо Филина“… И будем мы жить долго и счастливо…»
Андрей всегда улыбался, когда его мысли и мечты сворачивали на эту дорожку.
…Ожидание в Аяччо затягивалось, и он каждый день собирался позвонить Мари, но… Все почему-то не находилось времени. То он натаскивал сам себя на полосе препятствий, то восстанавливал за год немного подзабытые навыки снайпера, то «трудился в поте лица» в спортзале на борцовском татами… А остальное время проводил в штабе на совещаниях, узнавая новые подробности о событиях в Афганистане… До своей койки в офицерском «общежитии» (вообще-то это не принято, но так как они находились в состоянии «готовность номер один», то все офицеры и сержанты жили на территории 2 ПДП) он доползал в таком разбитом состоянии, что засыпал уже тогда, когда его голова еще только «приземлялась» на подушку… Но засыпал с единственной мыслью: