Он посмотрел на Неда Раулинса. Двадцатидвух– двадцатитрехлетний парнишка, сплошная невинность, хотя достаточно взрослый, чтобы знать о жизни больше, чем это показывает. Высокий, банально стройный, светлые волосы, голубые глаза, крупные подвижные губы, ослепительно-белые зубы. Нед был сыном покойного теперь теоретика связи, одного из самых близких друзей Ричарда Мюллера. Возможно, эта связь позволит вступить с Мюллером в переговоры, весьма сложные и деликатные.

– Чарльз, тебе нехорошо? – спросил Раулинс.

– Переживу как-нибудь. Сейчас сядем.

– Мы медленно спускаемся, правда?

– Осталось всего минута. Лицо парнишки было словно не подвержено силе притяжения Лемноса. Только левая щека слегка оттянулась – и ничего больше. Выражение случайной извинительности на этом открытом юношеском лице производило неприятное впечатление.

– Сейчас, сейчас, – пробормотал Бордман и закрыл глаза. Корабль коснулся поверхности планеты . Выхлопные каналы прекратили работу. В последний раз рявкнули тормозные двигатели. Наступил ошеломляющий момент неуверенности, но амортизаторы крепко вцепились в грунт, и грохот посадки смолк. Мы на месте, подумал Бодман. Теперь – этот лабиринт. Теперь – Ричард Мюллер. Посмотрим, не изменился ли он за девять лет к лучшему. Может быть, теперь он совершенно нормальный человек. Господи, если так, то помоги нам всем.

До сих пор Неду Раулинсу не приходилось много путешествовать. Он посетил всего лишь пять миров, Из них три в своей родной системе. Когда ему было десять лет, отец взял его с собой в летние каникулы на Марс. Два года спустя он побывал на Венере и Меркурии. А после окончания школы он получил награду в виде путешествия за пределы солнечной системы на Альфа Центавра 4. После чего, тремя годами позже, ему пришлось отправится в систему Ригеля, чтобы после катастрофы сопроводить домой останки своего отца.

Да, что не было рекордом по путешествиям в те времена, Но он знал, что в его дипломатической карьере еще ни одно путешествие ожидает его. Чарльз Бордман всегда повторял, что межзвездные перелеты очень быстро приедаются и метания по вселеннной, по сути дела, еще одна нелегкая обязанность. Раулинс относил это в счет усталости человека, который был чуть ли не в четыре раза старше, чем он.

Ладно, пусть она когда-нибудь придет, эта скука. но в этот момент Нед Раулинс стоял на незнакомой планете в шестой раз за всю свою недолгую жизнь. Корабль опустился на огромной равнине, раскинувшейся вокруг лабиринта. Вал лабиринта протянулся на сотню миль на юго-восток. Сейчас на этой половине Лемноса была полночь. Сутки здесь длились тридцать часов, а год – двадцать месяцев. На этом полушарии уже настала осень и делалось холодно. Экипаж корабля выгружал эжекторы, из которых в одну минуту должны были выкинуть палатки.

Чарль Бордман стоял на склоне в такой задумчивости, что Раулинс не посмел подойти к нему. Он всегда относился к Бордману со странным почтением, близким к страху. Он знал, что это – циничная старая дрянь, но все же не мог не удивляться. Бордман по-настоящему великий человек. Отеу наверняка был одним из них. И Дик Мюллер(Раулинсу было двенадцать лет, когда Мюллер попал в переделку и загубил свою жизнь). Быть знакомым с такими тремя людьми – это настоящая привилегия. Если бы ему удалось сделать карьеру, хотя бы на половину столь значительную, как у Бордмана. Мне не достает хитрости Бордмана. Зато у меня есть другие преимущества: определенная тактичность, которая у него отсутствует. Я могу быть полезным на свой собственный манер, думал Раулинс. Однако он сомневался – не питает ли к он надежд слишком наивных?