– Сколько вас? – спросила женщина.

– Двое.

– А Гриша где?

– Дела у него… Он дал ваш адрес, просил, чтобы вы приютили нас на несколько дней.

– Шалопут он, – сердито сказала женщина, но калитку открыла. – Проходите. – Пропустила их во двор, старательно задвинула ржавый засов, обошла Леднева с Игорем, топтавшихся на дорожке у ворот. – Ступайте за мной.

Двор небольшой, неухоженный, поросший низкой выгоревшей за лето травой. Аккуратно сложенная поленница у забора, козлы перед нею, сараюшка на огромном – амбарном – замке. В глубине двора – известное сооружение, говорящее, что цивилизация в сей город не скоро доберется.

Женщина привычно вытерла ноги о плетенный из какого-то растения коврик у крыльца, толкнула дверь. Леднев с Игорем вошли за ней и очутились в неожиданно чистой и нарядной прихожей: с очень высоким, в деревянной раме зеркалом на полированном столике-подзеркальнике, с керосиновой люстрой под потолком, именно люстрой, хотя и дешевенькой. Пол крыт половиком – чистым, под стать прихожей.

– Снимите плащ, – сказала женщина Ледневу. Тот торопливо сбросил свое жестяное чудовище, и женщина брезгливо взяла его, повесила на крюк – в стороне от остальных вещей, уместившихся на вешалке. Посмотрела на Игоря: тому нечего было снимать.

– Проходите в комнату.

Старик Леднев толстовочку одернул, расправил складки под кожаным пояском, как солдат перед смотром, – почуял, видно, открывающуюся возможность поговорить «о разном» со свежим собеседником, – и в комнату ринулся. Игорь за ним.

И комната чистотой блестела. Пол недавно крашенный, хоть смотрись в него. Скатерть на столе белая, крахмальная, с вышитыми голубыми цветами по краям. В горке – какие-то сервизы с рисунками. Может, мейсенские, «синие мечи», других фирм Игорь все равно не знал. На стене – портреты в темных рамках, дагеротипы. Славные щуры. Под щурами – диван, да не диван даже – некое сложносочиненное сооружение со шкафчиками, полками, зеркалами, тумбами.

Сели на диван, ибо к столу не решились: крахмальная скатерть отпугнула – не запачкать бы ненароком, с дороги все же. А женщина вошла в комнату – где-то задержалась на минутку, не иначе прятала с глаз долой антисанитарный плащ профессора – и устроилась как раз за столом, напротив непрошеных гостей.

Тут Игорь рассмотрел хозяйку получше. Платок она сняла и оказалась примерно сорокалетней, очень миловидной женщиной, с круглым добрым лицом, русским, «домашним», ничуть не соответствующим ее строгому, даже суровому тону.

Помолчали с минуту, разглядывая друг друга.

– Ну и что? – спросила женщина.

Странноватый вопрос. Даже профессор опешил. Замекал:

– М-ме, да-а… ничего, собственно… Нам бы приюту…

– Ну вот вам приют. Гришу давно видели?

– Вечером расстались.

– Он придет?

Старик взглянул на Игоря: вступай в разговор, ты с Пеликаном секретничал.

– Придет, – сказал Игорь.

Пеликан ему о том впрямую не сообщал, но Игорь был уверен: объявится, раз задумал что-то, включил в свою игру Игоря с профессором.

– Когда? – Женщина допрашивала их со строгостью шефа жандармов.

Игорь озлился и сам спросил:

– Вы, случайно, в Третьем отделении не служили?

Старик Леднев хрюкнул, ладошкой загородился, а женщина улыбнулась и еще более расцвела, раскрылась: улыбка у нее светлой оказалась – опять-таки вопреки тону.

– Не служила, – продолжала улыбаться. – Как звать-то, гости нежданные?

Леднев вскочил, шаркнул растоптанным башмаком.

– Профессор Московского университета Леднев Павел Николаевич, к вашим услугам. А этот вьюнош, не по летам наглый, зовется Игорем, фамилия – Бородин.