Инна глубоко вздохнула и, переводя дух, снова осмотрелась. Ее взгляд упал на фотографию Елизара, которая стояла на столике. Она некоторое время смотрела на нее очень внимательно, но потом отвела глаза и стала рассказывать дальше.

– Сначала Шишковские просто приходили к нам и разговаривали с детьми и персоналом, знакомились, а потом стали снимать сюжеты и брать интервью. В общем, не знаю, что там принято при съемках документальных фильмов. Наверное, Тоня больше других детей зацепила их и своим характером, и своей жизненной историей, и они стали часто наведываться к ней уже после съемок, общаться, гулять, а потом и вовсе стали забирать к себе на выходные. Наверное, уже тогда они приняли решение удочерить девочку.

– А как сама Антонина относилась к таким визитам?

Инна задумчиво улыбнулась и пару минут молчала. Гуров посмотрел на часы и нетерпеливо поерзал на стуле, но торопить женщину не стал.

– В детском доме я работаю не только воспитателем, но и психологом на полставки. И поэтому всегда должна быть в курсе не только дел и поведения наших подопечных, но и их душевных переживаний, их фобий и вообще всего, что касается внутренних конфликтов между детьми, – стала объяснять Инна. – Тоня, как я уже и говорила, была девочкой своеобразной. Не сказать, что она была замкнутой и нелюдимой, но она тщательно выбирала, с кем ей общаться, а кого сторониться. С Ириной Николаевной и ее мужем она подружилась удивительно легко. Словно бы знала, что эти люди посланы ей свыше, чтобы изменить ее жизнь.

– Извините, что перебиваю, – вмешался в ее монолог Лев Иванович. – Домработница Шишковских рассказала мне, что Антонина была не слишком привязана к своим приемным родителям. Она говорит, что девочка не очень любила, когда к ней проявляли какую-то ласку.

– Да, Тоня в силу того, что она пережила в раннем детстве и как вообще воспитывалась своими настоящими родителями, не очень доверяла людям. Хотя она хорошо и вежливо ко всем относилась… Ну, как ко всем? Я имею в виду тех, кто не мешал ей, не обижал ее намеренно. Помните, я рассказывала, что ее побили старшие девочки? Так вот, после драки, а Тоня там была не просто пассивной жертвой, а защищалась, как могла, все ее обидчики как-то вдруг присмирели и больше не пытались ее обижать. Мне стало интересно почему. Я поговорила с одной из немногих подруг Тони, и она мне рассказала под большим секретом, что это Тоня отвадила их обижать себя. Она украла на кухне нож, когда там дежурила, и четыре вечера подряд вылавливала своих обидчиц в туалете по одной. Приставляла к их горлу нож и говорила, что если кто-нибудь из них хотя бы еще раз к ней притронется, то она ее убьет.

– Вот даже как! – Гуров покачал головой. – А эта девочка, оказывается, не так уж безобидна!

– Нет-нет, что вы! Она не такая, как вы подумали. Я потом поговорила с ней, спросила, правда ли это, что она угрожала ножом, и Тоня честно ответила, что это правда. Не стала юлить или отнекиваться. Но добавила, что просто хотела напугать девочек, чтобы они от нее отстали, а иного способа придумать не смогла. Нож она потом сразу же вернула на место.

– Но, как бы там ни было, а это – угроза убийством с применением оружия. Это – статья, которая вменяется подросткам с четырнадцати лет, – заметил Лев Иванович.

– Я ей то же самое сказала, – вздохнула Инна. – Но она только улыбнулась и пообещала, что больше такого не повторится. Этот инцидент был единственным. Тоня вообще-то была очень спокойной и сдержанной девочкой.

– Была? – Гуров вопросительно склонил голову и посмотрел на Инну.