– Завтра.

– Значит, не погостишь?

– Нет, в воскресенье поздно будет, в Москву попаду после обеда в понедельник, а надо к утру.

– Ну, дело твое. Я с утра зайду.

– Давай!

– Ну, пошли.

– Ты иди, Сеня, я посижу еще.

– Угу, полюбуйся природой, она даже ночью красивая. Искупайся, если хочешь, тут везде дно песчаное и глубина небольшая.

– Ты это мне рассказываешь?

Семен скрутил очередную козью ножку, прикурил и, дымя как паровоз, пошел по берегу.

Николай посидел немного, потом поднялся и направился к себе.

А из кустов, левее того моста, где сидели друзья, вышел мужик в темных брюках, заправленных в сапоги, и такой же рубахе, поверх которой была надета безрукавка. Он осмотрел берег, деревню, отвязал лодку, столкнул ее в воду и стал грести вверх по течению. Идя лицом к деревне, мужик внимательно смотрел за огородами. Только во дворе дома Махановых еще убирались бабы, в остальных люди устраивались на покой после насыщенного событиями дня.

Рылов плыл вдоль берега недолго. За плавным изгибом он развернул лодку и повел ее к противоположному берегу. Вскоре она ткнулась в песчаную полосу. Из кустов вышли двое.

– Ну здравствуй, господин Рылов, – поприветствовал Мирона мужчина постарше.

– Здравствуйте, господин Ковалев.

Он посмотрел на второго:

– И вам здравствовать, господин Коротко.

Коротко кивнул. Ковалев, он же Генрих, спросил:

– Как прошел день?

– Похороны были, мужики успокоились затемно.

– Николай Маханов на месте?

– Да.

– С кем он в хате?

– Один. Родственники ушли. Был с ним друг детства, шофер местный, тот тоже домой подался. Так что, Николай Маханов сейчас один.

– Проверял?

– А как же! Глядел с огородов – в избе он. Сидел еще на дворе курил, думал о чем-то.

Коротко спросил:

– Он много выпил?

– Нет. За столом я его почти не застал, а когда сидели, пил он мало. Как говорится, символически. Другие нажрались знатно…

Генрих оборвал его:

– Нас не интересуют другие. У тебя все готово?

– Да, господин Ковалев.

– Перестань постоянно повторять мою фамилию. Отвечай односложно – «да» или «нет».

– Слушаюсь.

– Уверен, что сделаем все тихо?

– Да.

– План есть?

Рылов посмотрел на Генриха Дирка:

– А разве не по вашему плану будем работать?

– Ты тоже мог что-нибудь придумать. Тебе здесь виднее.

– Ну, если надо, – есть план. Правда, он мало чем отличается от первого, по его отцу.

– Гут. Начинаем немедленно.

Рылов возразил:

– Подождать бы немного, пока деревня уснет.

– Тогда твой визит к Маханову будет выглядеть подозрительно. Он – не его отец, который не видел в тебе врага, Маханов по роду своей деятельности привык к жесткому порядку и наверняка готов к возможной провокации. Согласись, Мирон, твое появление глубокой ночью может его встревожить. И тогда он поднимет шум. Все планы полетят к чертовой матери.

– Тоже верно, – проговорил Рылов, – хорошо, – решился он, – начинаем немедленно.

Они сели в лодку. Рылов веслом оттолкнулся от берега, развернулся и поплыл обратно к деревне. Ночь стояла теплая, тихая, звездная. Скрип уключин и всплески весел разносились далеко. Рылов старался меньше шуметь. Удалось незаметно подойти к берегу, откуда за городьбой начинался огород Махановых.

– Пошли, – приказал Ковалев.

Троица быстро метнулась к плетню, притаилась в зарослях. Вокруг тихо, только где-то вдали слышалась гармонь – кто-то играл грустную мелодию.

Они подкрались к дому.

Во дворе Коротко кивнул Рылову:

– Зайди с крыльца.

– Угу.

– Только, чтобы соседи не заметили.

– Постараюсь.

– Не постараюсь, а незаметно.

– Слушаюсь.

Ковалев повернулся к Коротко:

– Дирк, – в палисадник, контролируй окна.