Таким образом данная концепция исторической эсхатологии («вступившей в свое осуществление») оказалась тесно связанной с индивидуальной эсхатологией, где центральной проблемой выступает вопрос о бессмертии души. Как отмечает Георгий Флоровский, удивительной чертой раннего периода истории христианского представления о человеке было подчеркнутое отрицание ярчайшими авторами второго века природного бессмертия души. И это не странное или абсурдное мнение отдельных писателей, но всеобщая тенденция того времени [Флоровский, 2002, c. 543]. Данную черту раннего христианства также подчеркивали западноевропейские ученые богословы и теологи. Например, оксфордский профессор Генри Додуэлл (H. Dodwell), издавший в 1706 г. в Лондоне книгу с показательным заглавием: «Эпистолярные рассуждения, доказывающие из Писаний и ранних Отцов, что душа – исходно смертное начало, делаемое, однако, бессмертным или на вечную муку – по божественному изволению, – или на жизнь вечную – сочетанием с Божественным Крещающим Духом. Которыми доказывается, что со времен Апостолов никто, кроме епископов, не имеет власти давать Божественный Дух Бессмертия» [Флоровский, 2002, c. 543]. Этьен Жильсон в «Гиффордских лекциях» утверждает, что христианство без бессмертия вполне осмысленно, по-настоящему бессмысленно оно без воскресения человека [Флоровский, 2002, c. 543]. Епископ Андерс Нигрен в книге «История христианской идеи любви» также говорит, что видит выражение подлинно евангельского духа в том, что апологетами второго века акцент ставился именно на «воскресении тела», а не на «бессмертии души» [Nygren, 1938, p. 64].

Причина такой позиции кроется в том, что раннее христианство, стремившееся подчеркнуть свою радикальную новизну и оригинальность, идеологически противопоставляло себя рациональному греческому философскому самосознанию. Для грека бессмертие души практически тождественно «божественности», подразумевающей ее вечность: безначальность (предсуществование) и неуничтожимость [Taylor, 1938, p. 176]. Только то, у чего не было начала, способно к бесконечному существованию. Для христианской веры в Творение данное положение платонической философии неприемлемо, а значит, приходится отказаться от «бессмертия» в его греческом понимании. Для христианина душа бессмертна не по природе, а по благодати. Философская аргументация бессмертия базируется на необходимом существовании бытия, христианская – на его сотворенности. Флоровский указывает на множество патристических свидетельств того, что бессмертие было особой новозаветной милостью, а не природным свойством души13.

Из противоположности онтологических оснований бессмертия человеческой души в христианстве и в греческой философии (платонизме) становится понятным осуждение оригенизма. Его положение о предсуществовании душ в непорочном, нетленном, догреховном состоянии и положение об апокатастасисе (др.-греч. ἀποκατάστασις – восстановление)14 как восстановлении в конце времен душ именно в этом их беспорочном совершенстве абсолютно противоречили христианской онтологии, возвращая его к платонизму. Как замечает В.Г.В. Рэд в книге «Вызов христианства философии»: «…невозможно себе представить христианина-платоника или платоника-христианина; и платоники, надо отдать им должное, прекрасно осознавали этот тривиальный факт» [Reade, 1951, p. 70]. Но несмотря на это, по замечанию Флоровского, платонизм продолжает оставаться излюбленной философией христианских мудрецов.

Смерть для грека – это развоплощение, освобождение, возврат в родную духовную область духов. Для христианина – катастрофа, перечеркнутое человеческое существование. Поэтому греческой теории бессмертия не разрешить христианскую проблему (и наоборот). В христианстве, вслед за иудаизмом, тело включено в полноту человеческого бытия наравне с душой. Вечное соединение души с телом невозможно, если нет воскресения, без которого природа всего человека не сохранится (Афинагор Афинский «О воскресении мертвых», 15) [Флоровский, 2002, с. 547]. Интерес к смертности человека был важнейшей точкой опоры святоотеческого богословия, так как это был интерес к обетованному Воскресению. Современные же мыслители озабочены бессмертием души настолько, что исходный факт человеческой смертности практически забыт. Лишь экзистенциальные философы снова вернулись к пониманию неизбежности течения человеческой жизни к смерти [там же]. Концепция эсхатологии, «вступившей в свое осуществление» через связь с проблемой бессмертия души, явилась философски наиболее емкой (в отличие от «отложенной» и «наступившей» эсхатологии). Именно к ее развитию обращалось большинство философов и богословов XX столетия