Он положил трубку, поднял чашку и кое-как высушил брюки с помощью выдранной из блокнота бумаги. И тут же вспомнил, что ему надо встретиться с прокурором Пером Окесоном. Секретарь соединил его с Пером сразу. Валландер извинился за опоздание, и Пер предложил поговорить завтра утром.

Поговорив с прокурором, Валландер пошел за новой чашкой кофе. В коридоре он столкнулся с Анн Бритт – та несла целую стопку папок.

– Как дела? – спросил Валландер.

– Медленно и скучно, – сказала она. – Впрочем, не могу избавиться от чувства, что есть что-то необычное в смерти этих двух адвокатов.

– И я тоже, – сказал Валландер с некоторым удивлением. – А что тебе кажется необычным?

– Пока не знаю.

– Давай поговорим завтра, – предложил он. – Я уже давно понял, что нельзя недооценивать даже то, для чего и слов-то подобрать не можешь.

Он вернулся в комнату, отодвинул телефон и достал блокнот. Ему вспомнился холодный берег в Скагене и внезапно появившийся из тумана Стен Торстенссон. «Тогда и началось для меня это следствие, – подумал он. – Оно началось, когда Стен был еще жив».

Валландер, не торопясь, постарался вспомнить все, что ему было известно о двух погибших адвокатах. Он продвигался медленно, словно разведчик, стараясь не упустить ничего важного, то и дело поглядывая по сторонам. На то, чтобы сопоставить и оценить все имеющиеся у них факты, ушло не меньше часа.

«Что же это такое, что я вижу и в то же время не вижу? – раз за разом спрашивал он себя. – Один погиб в странной автокатастрофе, наверняка инсценированной. Это были хладнокровные убийцы, они постарались скрыть следы преступления. Эта ножка стула, застрявшая в грязи, – единственная и странная их ошибка. Как всегда, два главных вопроса – кто и почему? Но, может быть, есть и что-то другое».

Вдруг он сообразил, что не продвинется дальше, пока не перевернет один из лежащих на дороге камней. Он нашел телефон фру Дюнер и набрал номер.

– Извините, что беспокою, – сказал он, услышав ее голос, – но мне нужно немедленно получить ответ на один вопрос.

– Если я смогу на него ответить, – сказала она.

«Вообще-то, у меня два вопроса, – подумал он. – Но второй, насчет азиатки, я пока приберегу».

– В день гибели Густав Торстенссон был в замке Фарнхольм. Сколько человек знало, что он вечером собирается туда ехать?

Она молчала. «Интересно, пытается вспомнить или формулирует подходящий ответ?» – подумал Валландер.

– Прежде всего, знала я, – сказала она. – Возможно, я говорила об этом с фрекен Лундин. Но больше не знал никто.

– А Стен Торстенссон?

– Не думаю. У них были разные рабочие графики, каждый планировал свои встречи сам.

– То есть знали только вы.

– Да.

– Еще раз прощу прощения, – сказал Валландер и повесил трубку.

Значит, знала только фру Дюнер, она одна.

Он не сомневался, что она говорит правду. Ее ответ означал только одно: кроме нее о визите Густава Торстенссона в Фарнхольм знал только один человек: хозяин Фарнхольмского замка.

Он вновь углубился в размышления. Почему-то ему не удавалось сконцентрироваться на чем-то одном – картина следствия все время менялась. Мрачный дом со сложными запорами. Коллекция икон, спрятанная в подвале. Дальше – полная неясность. Зайдя в тупик, он начал думать о Стене Торстенссоне. Тоже полная тьма, ночь, детали неразличимы. Неожиданный приезд Стена в Скаген, вой ревунов в тумане, а потом еще это пустынное кафе в музее – все это сейчас напоминало Валландеру какую-то полуопереточную интригу. Но, к сожалению, ставкой в этой оперетте была жизнь. Валландер ни секунды не сомневался в словах Стена, что отец его был в последнее время подавлен и встревожен. Он не сомневался и в том, что открытка из Финляндии, посланная кем-то, ясное дело, по просьбе Стена, говорила о многом. Стену что-то угрожало, он старался замести следы. Если это только было заметание следов, а не что-то иное.