Ему придется жить в Уолден-Холле. Это было семейное гнездо, и графу, как его главе, полагалось обитать именно там. «Первым делом проведу электричество», – тут же решил он. Можно продать некоторые из ферм, чтобы вложить деньги в лондонскую недвижимость и акции североамериканских железных дорог. Потом предстоит выступить с первой речью в палате лордов. О чем он будет говорить? Скорее всего о внешней политике. У него теперь были арендаторы, за которыми следовало присматривать, и несколько имений, чтобы рачительно ими управлять. Отныне в сезон ему необходимо появляться при дворе, устраивать охоту и приемы…

Ему никак не обойтись без жены.

Роль графа Уолдена совершенно не подходила холостяку. Кто-то должен выполнять обязанности хозяйки во время всех этих приемов, отвечать на письменные приглашения, обсуждать с поварихой меню, распределять гостей по спальням и сидеть на противоположном конце длинного стола во время званых ужинов в Уолден-Холле. Требуется графиня Уолден.

Ведь и о наследнике придется подумать тоже.

– Мне необходимо жениться, Притчард.

– Да, милорд. Вашим холостяцким денькам пришел конец.

На следующий день Уолден нанес визит отцу Лидии и получил официальное разрешение видеться с ней.

Даже теперь, почти двадцать лет спустя, он поражался своей легкомысленной безответственности, непростительной даже по молодости лет. Он ни разу не задался вопросом, станет ли она для него подходящей женой. Его интересовало только, достаточно ли она благородного происхождения, чтобы носить титул графини. У него не возникало сомнений, что он сможет сделать ее счастливой. Ему хотелось верить, что та страсть, которую она обнаружила, играя на фортепиано, неизбежно будет перенесена на него самого, и в этом заключалась ошибка.

Он виделся с ней каждый день на протяжении двух недель – на похороны отца в Англии он все равно не успевал, – а потом сделал предложение. Не ей, а ее отцу. Тот смотрел на вещи с той же прагматичной точки зрения самого Уолдена, объяснившего, что ему необходимо жениться немедленно, несмотря на траур по отцу, поскольку по возвращении домой его ждали многочисленные обязательства. Отец Лидии был исполнен понимания. Через шесть недель они стали мужем и женой.

«Каким же самодовольным глупцом я тогда себя повел, – думал он теперь. – Мне представлялось, что, подобно тому, как Британия навсегда останется владычицей морей, я неизменно смогу держать в узде свое сердце».

Из-за облаков проглянула луна и осветила спальню. Он посмотрел на спящую Лидию. «Я никак не мог предвидеть, – продолжал размышлять он, – что по уши и безнадежно влюблюсь. Мне нужно было только, чтобы мы друг другу нравились, но в результате этого оказалось достаточно для тебя и слишком мало для меня. Я и представить себе не мог, как необходима мне станет твоя улыбка, как желанны твои поцелуи, как я буду с волнением ждать, придешь ли ты ночью ко мне в спальню, и уж совсем не в состоянии был вообразить, какой страх воцарится в моей душе при мысли, что я могу тебя потерять».

Она что-то пробормотала во сне и повернулась на другой бок. Он осторожно убрал руку из-под ее головы и сел на край кровати. Если задержаться, есть риск тоже уснуть, а горничная Лидии не должна видеть их в одной постели, когда утром принесет хозяйке чашку чая. Он запахнул халат, сунул ноги в ручной работы тапочки и неслышно вышел, чтобы через две смежные гардеробные попасть в свою спальню. «И все-таки как же мне повезло!» – подумал он, забираясь под одеяло.

Уолден оглядел накрытый к завтраку стол. Кофе, чай китайский, чай индийский, молоко, сливки, ликеры, большая чаша с горячей овсянкой, блюда со стопками лепешек и тостов, баночки с мармеладом, медом и джемами. На отдельном столике, подогреваемые специальными спиртовыми горелками, расположились серебряные контейнеры с яичницей, беконом, колбасками, тушеными почками и жареной рыбой. Холодные закуски были представлены ростбифом, ветчиной и языком. Во фруктовых вазах громоздились пирамиды из нектаринов, апельсинов, клубники и ломтиков дыни.