– Ты чего так долго? – затараторила она ему в ухо. – Я уж думала, ты совсем не придёшь. Сто раз тебе звонила. Ты чего не отвечал? Давай я тебе положу салат. Он вкусный, с креветками. И рёбрышки положу… А нет, остыли… Скажу сейчас, чтоб повторили. А это кальмары в кляре. Жалко только, что тоже уже холодные и не хрустят. Ты так поздно пришёл… Но хорошо, что вообще пришёл… Молодец. Викуся разрешила нам немножко лёгкого пива, но у нас своё ещё есть… тайком пронесли. Нас же не проверяли. Будешь?

Костя Лисовец достал из-под стола литрового Джонни Уокера, уже ополовиненного, разлил всем, кроме Ольги Титовой, которая прикрыла рокс ладонью:

– Мне хватит.

– Тебе тоже хватит, – сказал Эрик Юльке.

Та посмотрела на него, пару раз моргнула, словно не сразу поняла смысл его слов, но потом широко улыбнулась.

– Да, Костя. Мне и правда больше не надо.

– Пфф, ещё встань на задние лапки, вильни хвостиком и скажи: «Слушаюсь и повинуюсь, хозяин», – процедил Руслан Шулепов, презрительно взглянув на Юльку.

– Шуля! – хором одёрнули его. – Не начинай!

Эрик недобро сверкнул глазами, абсолютно чёрными в неярком свете комнаты. Их чернота казалась бездонной, она завораживала и вместе с тем немного пугала.

– Тебе что-то не нравится, Шуля? – спросил Эрик, чуть склонив голову набок. И как-то сами собой сжались кулаки, но руки он держал в карманах светлых льняных брюк, так что никто не увидел.

– Шуле всё нравится, – ответила за него Ольга. – Да, Шуля?

– Ага, – скривился Шулепов. – Я просто в диком восторге.

– Извинись перед Юлькой, – велел ему Эрик.

– Ага, щас, разбежался, – ухмыльнулся Шулепов. – Это ты ей можешь указывать, что делать, а мне…

– Шуля, хватит! – пресекла его Титова. – Мы же договаривались: без этих ваших… Извинись, короче!

– Да, братело, ты это… не прав сейчас… – поддержал её Костя Лисовец.

– Да не надо ничьих извинений, – запротестовала Юлька. – Я не обиделась. Так что всё, проехали, забыли. Хорошо же сидим.

Эрик с Шулеповым обменялись красноречивыми взглядами, но развивать тему ни тот, ни другой не стал.

Шулепов уткнулся в телефон, а Эрику вот так с ходу накалять обстановку тоже не хотелось. То есть тянуло, конечно, жёстко, наотмашь мазнуть по физиономии Шули и стереть его гадскую ухмылку, очень даже тянуло, аж руки зудели, но он ведь не для этого сюда пришёл.

И так его в классе считают, мягко говоря, неуравновешенным. И если б не Юлька Куклина, которая почему-то вцепилась в него как клещ и всегда за него горой, то с ним, наверное, никто и не общался бы. Обходили бы по дуге, ну, в лучшем случае здоровались. 

3. 3

С Русланом Шулеповым они постоянно балансировали на грани открытой войны.

Так было не всегда. Классе в пятом, в шестом они хоть и не дружили, но вполне себе ладили. Да и в седьмом-восьмом умудрялись как-то сосуществовать на одной территории. А начиная с девятого между ними то и дело случались стычки. Чаще словесные, но несколько раз и до мордобоя доходило.

Шулепов был здоровый как шкаф и такой же неповоротливый. Сильный, конечно, да и папа-опер наверняка подучил его всяким приёмам и захватам. Но Эрик, гибкий и резкий, почти всегда умудрялся плавно уходить от ударов, и при этом стремительно атаковал сам.

Как раз за эти драки, после которых он, чаще всего, оставался целый и невредимый, тогда как Шулепов ходил весь побитый, что смотреть страшно, Эрика Маринеску и считали психом, с которым опасно связываться. За эти драки дёргали в школу мать, а его таскали по комиссиям ПДН. И директриса всякий раз грозила исключением.

Может, и сдержала бы свои угрозы, но Юлька Куклина – богатенькая избалованная девочка-припевочка, отличница, активистка, любимица учителей, – бегала к ней и заступалась: «Маринеску не виноват! Он защищался! Шулепов первый начал!».