Я с грохотом опустила книги на стол и отвернулась, сделав вид, будто чрезвычайно заинтересовалась видом из окна. Подошла вплотную к стеклу, кусая губы в отчаянной попытке не разреветься. Что скрывать, пренебрежительные слова Марьяна неожиданно больно резанули по сердцу. Н-да, затея Дольшера с блеском удалась: еще ни разу я не чувствовала себя настолько униженной и оскорбленной. Хотелось бы знать: он именно этого добивался?

– Женщины как флейты, – вдруг негромко проговорил Дольшер. – И из необработанного куска дерева настоящий мастер может извлечь изысканную мелодию.

– Наверное, – не стал спорить Марьян. – Хотя остальные мои подруги на меня ни разу не жаловались.

Я печально улыбнулась своему отражению. Что ж, будем считать, что природа обделила меня темпераментом и я в самом деле бревно. Никогда не понимала удовольствия в парочке торопливых поцелуев вместо прелюдии и судорожной возне под одеялом – давай быстрее, Киота, мне завтра рано вставать!

– Можешь идти, – резко, без предупреждения оборвал разговор Дольшер. – Наверняка твоя подруга уже рвет и мечет.

Марьян испуганно ойкнул, видимо посмотрев на часы, пробормотал слова признательности и выскочил из кабинета. Я осталась наедине с Дольшером.

Оборачиваться к нему совершенно не хотелось. Я чувствовала себя так, будто меня только что прилюдно вываляли в грязи. Зачем, ну зачем он начал выспрашивать у Марьяна про нашу совместную жизнь? Если ему так интересно – спросил бы наедине. Но не в моем же присутствии!

Панорама ночного города расплывалась в глазах от непрошеных слез. Я несколько раз моргнула и глубоко вздохнула, успокаиваясь. Все в порядке, Киота, все хорошо. Плевать на Марьяна и плевать на Дольшера! Что с этих напыщенных индюков взять?

– Прости.

Слово прозвучало так тихо, что сперва я подумала, будто ослышалась. Раздраженно передернула плечами, не желая верить своим ушам.

– Прости, – повторил уже громче Дольшер.

В отражении стекла я видела, как он подошел ко мне. Остановился совсем близко, так, что затылком я ощутила его дыхание. Потянулся было положить руки мне на плечи, но одумался и бессильно уронил их.

– Простить за что? – спросила я, не рискуя пока обернуться к нему. От непозволительной близости горячие мурашки пробежали по коже вдоль позвоночника: сначала в одну сторону, а потом и в другую.

– Я не должен был начинать этот разговор с Марьяном. – Дольшер все же поднял одну руку и провел ею по моей шее, убирая растрепавшиеся рыжие волосы. От его легкого прикосновения я вздрогнула, будто от удара, но он предпочел сделать вид, будто не заметил этого. – Прости, Киота. – Дольшер зарылся носом в мои волосы. – Прости. Я дурак, что заставил тебя пережить это. Просто… просто я хотел, чтобы ты услышала, как Марьян относится к тебе на самом деле.

– Зачем тебе это? – Голос задрожал и едва не сорвался. Дольшер чуть крепче сжал мои плечи, будто пытаясь успокоить, но я почти без заминки продолжила уже тверже: – Извини, но я не понимаю. К чему тебе было затевать весь этот спектакль? Чтобы я возненавидела Марьяна? Я и так после расставания не испытываю к нему теплых чувств. Было – и прошло. Для чего ворошить пепел прошлого?

– Ты не общалась с ним очень давно, – чуть слышно начал Дольшер. – Я думал… Я боялся, что после встречи былая любовь, страсть или привязанность вспыхнут вновь. Я хотел, чтобы эта страница действительно оказалась раз и навсегда закрытой для тебя.

– Тебе не все ли равно? – несколько грубо оборвала его я. – Какое тебе дело до моих отношений с Марьяном?