Мне это настолько пришлось по душе, что я и сам несколько раз в эти кормушки пшено сыпал. А почему нет?

Спать ложиться смысла уже никакого не было, потому я решил довести до ума одно дело, которое уже несколько дней не давало мне покоя, только, прежде чем за него взяться, следовало соблюсти некоторые приличия. С некоторого времени я к подобным вопросам относился более чем аккуратно, окончательно осознав, что в мире Ночи традиции, устои и уложения значат куда больше, чем в обычном мире. У нас ведь как? Если нельзя, но очень хочется, то можно. Тут такой номер не пройдет. Может, нарушение общепринятых правил в первый раз с рук сойдет, сделают тебе скидку на незнание, но во второй уже точно нет. А память у тех, кто живет под Луной, долгая, рассчитывать на то, что тебя простят и поймут, не стоит.

А кое-кто и на первый раз скидку делать не станет. Сделал – отвечай. Незнание законов не освобождает от ответственности. Тем более, что от тебя ничего такого и не требуют. Надо просто соблюдать правила приличия и уважать тех, кто живет рядом с тобой. Вот и все.

Я стукнул пару раз по стене кулаком и негромко произнес:

– Вавила Силыч, ты не спишь? Зайди на чаек, надо кое о чем пошептаться.

Глава третья

– Наболтался с покойницей? – проворчал Вавила Силыч, вылезая из-за холодильника. Он словно ждал моего приглашения. – Не приваживай их к дому, Александр, не приваживай! Нечего им тут шататься!

– Да я и не приваживаю, – возразил я, включая чайник, который немедленно зашумел. – Она у меня одна и есть, вот эта «помогайка». Славная девчушка, жалко, что мертвая.

– Не слушаешь ты меня, а зря. – Вавила Силыч покачал головой. – А ты чего сам на стол накрываешь? Этот-то где?

– Дрыхнет, – рассмеялся я. – Без задних лап. Чаю надулся с булкой изюмовой, телевизора насмотрелся и ухо теперь давит. Да и пусть его. Сейчас разбудишь, он два часа будет ворчать и сопеть.

– Разбаловал ты его совсем, – пожурил меня подъездный. – Он тебе на шею сел и лапы свесил, а ты и рад!

– На меня где сядешь, там и слезешь, – парировал я его фразу. – Ничего, вот сейчас подсохнет земля маленько, мы в Лозовку поедем. Там он у меня поработает вволю. Огород вскопает, листву соберет прошлогоднюю, деревья побелит. Да мало ли что я придумать могу? У меня богатое дачное прошлое, мама постаралась. Кстати, Вавила Силыч, не хочешь с нами? Воздух, тишина, рыбалка. А что? Неужто тебе отпуск не положен?

– Шутник, – фыркнул подъездный. – Кабы мог – поехал бы. Но ты же знаешь, что мне от дома далеко да надолго не отойти.

– Жалко, – не кривя душой произнес я. – Правда, жалко. Хорошо бы время провели. Слушай, у меня только сушки есть и сухари с сахаром. Не успел в магазин сходить.

– Ничего нет, говоришь? – покосился подъездный на комнату, откуда раздавалось Родькино похрапывание. – Или просто кто-то жрет так, что скоро поперек себя шире станет?

– Да запрягу я его в работу. – Мне было сложно удержаться от смеха, но все же удалось это сделать. – Запрягу. Ну хочешь, к себе его бери на недельку опять. Небось есть, чем занять?

– А то! – мигом успокоился подъездный и отпил чаю. – Весна, дело любому найдется, даже такому никчёме. О чем хотел поговорить? Не про это недоразумение мохнатое поди?

– Нет. – Я пододвинул подъездному вазочку с сушками. – О другом. Я тут собираюсь кое с кем повидаться, и не могу тебя об этом не предупредить.

– Александр, мне очень приятственно, что ты во мне видишь не просто суседушку, – чуть не поперхнулся Вавила Силыч. – Но обо всем, что ты делаешь, советоваться все ж таки не след! Я тебе, чай, не родитель, да и ты уже не несмышленыш.