Руся и Пушкин – те попроще. Обычные прихвостни. Миньоны. Руся – потому что Руслан. Тощий, бритоголовый. Из неблагополучной семьи, кажется. Пушкин – крепко сбитый, кучерявый. Отсюда и прозвище.

Миньонов Батон выставил перед собой.

Правильный шаг. Если мимо проедет кто-то из учителей, он не при делах. Просто рядом стоял. Это мамочка всем на педсовете скажет.

– Порция, – угрожающе заявил Руся. – Теперь она наша.

– Не отдашь, планшет сломаю, – предупредил Пушкин.

Я двинулся вперед.

Услышав шаги, Батон обернулся.

– Ты чего здесь забыл?

Миньоны переключили внимание на новое действующее лицо.

– Оставьте его.

Не знаю, что мной двигало в тот момент. Конфликт с Батоном – это же сумасшествие. Почти весь класс станет на его сторону. Мамочка начнет портить обидчику аттестат, выживать из школы. К тому же их трое было, а на буквоеда глупо рассчитывать в драке.

Но мне не нравился Батон. Мне не нравилось его наглое одутловатое лицо. Уверенность в том, что он может «прессовать» всех подряд, отжимать порции и делать мальчиками на побегушках. Этот парень всегда меня бесил. А новичок почему-то нравился.

Никита посмотрел мне в глаза.

И медленно покачал головой.

Не надо, мол, не ввязывайся. Это глупо, пусть уж лучше одному мне достанется. Все это читалось на его лице.

Взгляд новичка взбесил меня еще больше.

– Дуй отсюда, – посоветовал Батон. Добродушно, не повышая голоса. Угрозы он по-прежнему не ощущал.

Я решил не разговаривать.

Шагнул вперед и ударил его боковым в челюсть. Голова толстяка дернулась, он пошатнулся, но устоял. Еще бы, с такой массой. Затем мне прилетела размашистая оплеуха. В голове загудело, ноги подкосились. Возможно, я устоял бы и продолжил бой. Но с двух сторон меня обступили миньоны. Посыпались удары в голову, живот, корпус. Кто-то догадался сделать подсечку.

А затем произошла вещь, которую никто не ожидал.

Падая, я заметил, как хлипкий новичок рванулся вперед. Никита начал что-то делать, и это была магия кунг-фу. Так мне казалось. Его тонкие руки и ноги превращали верзил в отбивные. За ударами было невозможно уследить. Батон взревел и начал хаотично махать руками, напоминая старую мельницу. Но эти массивные грабли вспарывали воздух, не достигая цели.

Никита положил всю троицу.

И помог мне встать.

5

Мы лежали на крыше заброшенного склада. Смотрели в небо. Следили за проплывающими над головой облаками.

– Зря мы это, – сказал Никита.

Он меня поражал.

– И какой у тебя был выбор?

Новичок ответил не сразу.

– Пожалуй, никакого.

Я вновь уставился на облака. И подумал о странностях мира. Я лежу на крыше и спокойно разговариваю с буквоедом. Интересно, почему их так не любят? Ну, умеет он разбираться в этих закорючках, и что с того? Мы же не преследуем любителей раритетных авто. Или парней, собирающих пивные крышечки. Так что же не так с книгочеями?

Мимо прошелестел почтовый дрон.

– Зачем тебе это? – спросил я.

Никита приподнялся на локте. Непонимающе уставился в мои глаза.

– Ты о чем?

– Ну, – я неопределенно махнул рукой. – Буквы. Книги. Все эти штуки.

Никита фыркнул.

– Штуки…

– Брось. Я не знаю, как все это назвать. Правда.

Он долго меня изучал.

– Ты не понимаешь, – наконец произнес буквоед. – Все вы не понимаете. Думаешь, пикчи сообщают тебе всю правду о мире.

– Разве нет?

– Нет.

– Не смеши меня.

Никита сел, поджав под себя ноги.

– Смотри сам. Мимо нас пролетел почтовый дрон. Это сложная машина. Электрические цепи, микросхемы, все дела. Кто его построил? Как это работает? Отвечай.

Я тоже сел.

– Другие машины. Кто же еще.

– А их? Кто создал все эти трехмерные принтеры, штампующие на заводах наши вещи?