– Я имею право нанять тебя по своей воле. Пойдешь в дом ученицей швеи и вышивальщицы. Двадцать шесть монет в месяц. Выучишься – тридцать.

У Светлячка кровь от лица отхлынула и ноги враз ослабели, словно она внезапно очутилась на краю обрыва. Тридцать монет в месяц. Да она и мечтать не смела о таком богатстве!

Кошка смотрела на нее очень внимательно.

– А если челядинкой пойдешь, то сорок, – добавила она, помолчав. – Договор сроком на три года. И жалование за год дополнительно сразу на руки.

Не всякому стоит делать такое предложение – иной раз в ответ можно и схлопотать, причем отнюдь не пряников. Даже в отчаянном положении не любой согласится. Хотя и плата челядинцам идет больше, чем обычным слугам.

Когда-то челядью были только рабы. Но рабство отменили королевским указом лет уже полтораста с лишним. Теперь челядинцами были так называемые ятоу – зависимые. Нет, не рабы – но все же…

Зависимые не имели права владеть имуществом. Никаким. Даже их жалование до истечения срока договора лежало на сохранении у владельца либо передавалось родне ятоу.

Зависимые не имели права заключать сделки.

Зависимые не имели права расторгать договор, как обычные слуги.

Зависимые не имели права вступать в брак без дозволения хозяина.

А главное – зависимые не имели право на фамилию. Даже изгнанные из своего рода и не принятые в другой могли взять в храме временную фамилию. Но не ятоу. А значит, на время действия договора они были полностью лишены магической защиты. Ни духи рода, ни храмовые обереги не прикрывали их от беды.

Обычно на предложение продать себя в челядинцы люди отвечали отказом, не колеблясь.

Светлячок тоже не колебалась.

Нельзя владеть имуществом? А какое имущество ей нужно? Сыта, одета, крыша над головой есть – чего ей еще желать?

Нельзя заключать сделки? Так она и не собирается.

Нельзя самой расторгнуть договор? А зачем? Конечно, есть такие дома, что там три года за тридцать покажутся – но не стала бы Посредница Кан ее в подобный дом отпускать… и Кошка уж точно не такая!

Нельзя замуж? Ну и пускай. Нет у нее никого на примете. И не до женихов ей.

Нельзя носить фамилию? Защиту потерять? А кто защитил ее семью, когда то дерево свалилось? Кто защитил ее брата? Какие боги и духи? Где они были – спали, в кости играли, вино пили? Ну, вот пусть и дальше гуляют, где гуляли. А она и без них обойдется. Даже не так – она за них постарается. Раз уж они не уберегли брата от увечья – дальше она будет беречь его сама.

– Пойду, – сказала она и улыбнулась. – Спасибо вам.

И отдала два поклона – Посреднице Кан и Син Белой Кошке.

– Ну вот, – деланно вздохнула Син, – сходила, называется, к подруге чайку попить. И кто бы мне сказал, как это так повернулось…

– Сходила, называется, к подруге чайку попить, – посмеивалась старуха Син. – И кто бы мне сказал, как это так повернулось, что я вместо чаепития госпожу себе купила?

– За сорок серебряных монет в месяц, – поддержала ее Дама Тайэ.

– Ну, это ты продешевила, – вздохнула Син, картинно разведя руками. – Так ведь кто же знать мог…

Шан понял, что это их старая, излюбленная шутка – из тех, что не тускнеют со временем от повторения. И не потому, что они так уж непременно хороши – а потому, что согреты сердечным теплом.

А оно есть, никуда оно за десять лет не подевалось, не расточилось в пустоту. Ведь не осталась Белая Кошка старшей над служанками в столичном доме – с Дамой Тайэ в Далэ уехала. За девочкой своей присматривать. Или это госпожа взяла ее с собой, чтобы о ней заботиться? Скорее всего, и то, и другое.