Итак, насладившись воспоминаниями Свамиджи о детстве, мы теперь вернемся к его благочестивой семье. В семье существовала освященная временем традиция глубоко чтить святых. Первым членом семьи, поселившимся в деревне Бхуман-Шах, был прадед Сураджа Пракаша по отцу – Лала Лакшман Дасс. До того он жил округе Музаффарпур в Мултане (Западный Пенджаб) и занимался оптовой торговлей финиками. Однажды он по своим торговым делам ехал из Мултана в Лахор. В поезде он услышал о величии и великолепии усыпальницы Бабы Бхуман Шаха, а также о Маханте Бабе Харбхаджан Дассе, девятом учителе духовной династии Бабы Бхуман Шаха. Лала Лакшман Дасс ценил и любил святых. Он вышел на железнодорожной станции близ Хавели-Лаккхи и пошел пешком в деревню Бхуман-Шах, чтобы получить даршану Маханта. Божественность святого произвела на него глубочайшее впечатление, и он решил остаться с ним на несколько дней. За это время он проникся искренней любовью к Маханту, принял его в качестве своего духовного Учителя и решил перебраться в Бхуман-Шах, чтобы быть поближе к возлюбленному Наставнику и служить ему. Он вернулся в Музаффарпур, закрыл магазин, свернул весь свой бизнес, решив, что он уже успел заработать достаточно, чтобы обеспечить семью, и перебрался с женой и детьми в Бхуман-Шах.
Глядя со стороны, мы теперь можем догадаться, почему Свамиджи выбрал именно эту семью для завершающего этапа своего великого духовного путешествия. Ведь если окинуть взглядом всю картину, Лала Лакшман Дасс очень давно посеял первые семена преданности Бабе Бхуман Шаху в этой семье. И вот теперь, благодаря нашему Свамиджи, эти семена превратились в огромное дерево баньян, которое бурно разрослось, раскинув свои ветви над всем миром. Сегодня в мире насчитываются тысячи последователей Свамиджи, принявшие от него дар преданности Бабе Бхуман Шаху. В каждом человеке – из Индии или из-за границы, – который соприкасается со Свамиджи, естественным образом пробуждается и вера в Бабаджи.
Детские видения и духовные переживания
С самого детства Сурадж Пракаш испытывал глубокое и неземное влечение не только к Бабаджи, но также и к его самадхи (усыпальнице). Ребенок часами находился в самадхи – как влюбленный бежит к своей возлюбленной, используя для этого любой ничтожнейший повод. Он воспринимал самадхи как грубую форму Бабаджи и отчетливо ощущал там присутствие святого. Невинный деревенский мальчик отчетливо ощущал, что и сердцевина его собственного существа находится не в нем самом, а в самадхи. И эта непреодолимая тяга была чрезвычайно естественной и спонтанной, словно романтическая любовная связь, пронизывающая многие и многие жизни. Фактически именно эта глубочайшая любовь к Бабаджи позднее преобразовалась в ту наивысшую форму духовности, которую демонстрирует ныне Свамиджи. Свамиджи сказал: «В детстве у меня не было особого интереса к Богу как таковому. Несомненно, у нас дома царила атмосфера религиозного благочестия, и нередко к нам захаживали святые, с которыми мне доводилось общаться. Но глубокое бесстрастие [по отношению к миру] и любовь к Богу, которые проявились у меня позднее, были основаны на моей любви к Бабаджи. Что бы ни произошло в этой моей жизни – произошло только благодаря его любви».
Учитывая некоторые случаи, описанные ниже, мы можем уверенно заключить, что этот ребенок от рождения обладал необычно высокими духовными задатками. К нему совершенно непринужденно приходили такие необычайные духовные переживания, какие бывают не у всякого продвинутого