– Проси – и получишь.

– Я хочу, чтобы все вокруг узнали, что ты собираешь ремов на их границе с белловаками. Скажи Доригу, пусть все выглядит так, словно он срочно посылает в том направлении всех солдат, каких может найти. На самом деле мне нужно, чтобы четыре тысячи ремов тайно собрались в моем лагере. Я буду проводить их ночами – по четыреста человек. Понадобится десять ночей. Но прежде я пущу слух через шпионов Индутиомара, что испуган уходом ремов и сам решил уйти. Не беспокойся, я знаю, кто у нас тут шпионит. – Смуглое лицо его, презрительно скривившееся, стало страшным. – Все местные девки, их тут полным-полно. Но ни одной из них не удастся передать сообщение о прибытии ремов. Ребята их очень плотно займут.

– А когда ремы будут здесь?

– Треверы явятся, чтобы расправиться со мной прежде, чем я уйду. Им понадобится десять дней, чтобы собрать войско, и два дня, чтобы дойти сюда. К этому времени я буду готов. Тогда я открою ворота и дам шести тысячам эдуев и ремов порубить их, как свинину на колбаски. А одиннадцатый будет набивать ими кишки.

Цезарь отбыл в Самаробриву довольным.

– Никто не может тебя победить, – пробормотала Рианнон.

Цезарь лег на бок, подпер рукой голову.

– Тебе это по нраву?

– О да. Ты – отец моего сына.

– Думнориг тоже был весьма могущественным.

Зубы ее блеснули во мраке.

– Никогда!

– Неужели?

Она вытащила из-под себя волосы, что было делом трудным и даже болезненным, и между ними словно пролегла огненная река.

– Ты убил Думнорига из-за меня?

– Нет. Он интриговал против Рима, намереваясь вызвать волнения, пока я буду в Британии, поэтому я приказал ему ехать со мной. А он подумал, что я собираюсь убить его вдали от тех, кто мог бы за него вступиться, и убежал. Но я ему доказал, что в случае надобности могу убить его где хочу, и Лабиен с удовольствием выполнил это. Он не любил Думнорига.

– А я не люблю Лабиена, – вздрогнув, сказала она.

– Это неудивительно. Лабиен из тех, кто считает, что хороший галл – это мертвый галл, – сказал Цезарь. – К галльским женщинам он относится так же.

– Почему ты не возразил, когда я сказала, что Оргеториг станет царем гельветов? – строго спросила Рианнон. – У тебя ведь нет другого сына! Когда он родился, я еще не знала, как ты знаменит и влиятелен в Риме. Теперь знаю. – Она села и положила руку ему на плечо. – Цезарь, признай его! Быть царем даже такого сильного племени, как гельветы, завидная судьба, но быть царем Рима – еще более славный удел.

Цезарь отбросил ее руку, глаза его сверкнули.

– Рианнон, в Риме никогда не будет царя! И я не хотел бы, чтобы в Риме был царь! Рим – это республика, которой уже пятьсот лет! А цари пережиток прошлого. Даже вы, галлы, понимаете это. Народ живет легче под властью сограждан, избранных его волей. В этом случае того, кто плохо справляется со своими обязанностями, всегда можно переизбрать. – Он криво улыбнулся. – Выбор возносит лучших и устраняет негодных.

– Но ты – лучший! Ты – непобедимый! Ты – Цезарь, ты рожден стать царем! – вскричала она. – Рим под твоей властью расцветет и завоюет все страны! Ты сделаешься повелителем мира!

– Я не хочу быть повелителем мира, – терпеливо ответил он. – Я просто хочу стать Первым Человеком в Риме. Первым среди равных. Если бы я стал царем, у меня не осталось бы соперников, разве это хорошо? Как мне обойтись без Катона и Цицерона, которые не дают мне закоснеть. – Он наклонился и стал целовать ее груди. – Оставь все как есть, Рианнон.

– Разве тебе не хочется, чтобы твой сын был римлянином? – спросила она, уворачиваясь.