В одном из ангаров нашей команде была выделена бендешка, там мы сменили гражданскую одежду на бельё с начёсом и зимние прыжковые комбинезоны белой маскировочной расцветки. Высокие ботинки, тёплые перчатки, вязаная шапочка, ранец с сухим пайком, бинокль, нож, пистолет, автомат, запасные магазины, холостые патроны, ракетница, короткие охотничьи лыжи, парашют. У остальных, даже у Герасима, примерно всё то же самое, разве что Иван Кол закинул за спину увесистый короб с носимой радиостанцией, Унтер получил в оружейке ручной пулемёт, а Глеба нагрузили боекомплектом к РПД.

Я – налегке. Сейчас я тут главный. Мне ещё часть инъекций нужно заранее подготовить, всем отмерив индивидуальные дозы спецпрепарата, и ни в коем случае пустые ампулы не забыть в гнёзда футляра вернуть. Учёт и контроль – это святое. Проявлю небрежность, тот же Вдовец меня с потрохами сожрёт и будет в своём праве.

Дожидаться вылета не пришлось, всё прошло без отклонений от графика. И вот уже в салоне десантного аэроплана шутки и прибаутки как отрезало, первые пятнадцать минут полёта прошли в напряжённом молчании, только моторы и гудели. Герасим хитрым образом сцепил пальцы и погрузился в медитацию, Алик шмыгал припухшим носом, Иван ёжился, Глеб невидяще уставился в одну точку прямо перед собой. Мне тоже было не по себе, и только Унтер на зависть всем клевал носом. Именно он первым нарушил молчание, объявив после широкого зевка:

– Чую, начинает припекать.

– Кордон пролетаем, – предположил я, и почти сразу ожило переговорное устройство.

Пилот объявил:

– Подлётное время десять минут!

Я расстегнул ранец и принялся доставать из него алюминиевые тубы с заранее наполненными шприцами – каждая из них была помечена должным образом, путаницы не возникло.

– Поехали! – объявил я и никакого энтузиазма этим своим заявлением не вызвал.

Из всех доверил самостоятельно сделать себе инъекцию лишь Герасиму и Унтеру, остальным вколол спецпрепарат самолично. Затем засыпал травяной сбор в термосы с кипятком, раздал их подопечным, один оставил себе.

Всё, летим дальше.

Доза спецпрепарата была минимальной, основной объём инъекции приходился на банальный физраствор, и никакого немедленного эффекта после укола не воспоследовало. Разве что жжение, которое постепенно усиливалось по мере подлёта к Эпицентру, теперь стало приобретать характер пульсации.

Ещё минут через пять меня начало пропекать всерьёз, Унтер достал из кармана кожаную полоску шириной с поясной ремень, сложил её надвое и закусил, Глеб судорожно вцепился в подлокотники сидения, Алик неразборчиво ругался себе под нос, Иван – беззвучно шевеля губами, молился. Герасим медитировал.

На первых порах нас всех пристёгивали к креслам ремнями, но вылеты давно стали неприятной рутиной, от которой отдельные несознательные личности так и норовили увильнуть. Я бы тоже при иных обстоятельствах не преминул сказаться больным, но это ж мне самому нужно. У меня – приоритеты!

Нематериальный жар до предела усилился, возникло ощущение, будто стою у открытой топки, а то и вовсе заглядываю в жерло вулкана, ну а дальше я в это жерло сорвался и ухнул прямиком в озеро расплавленной магмы.

Ух!

Опалило всерьёз, прожарило до хрустящей корочки. В самый первый момент техника трансформации частот сверхэнергетического излучения смягчила неприятные ощущения, помог и самоконтроль, но удерживал я внутреннее равновесие лишь секунду или две. Потом – да, потом – прожарило.

Герасим надсадно закашлялся, Глеб скорчился, зажав ладонями уши, Алик отключился, из глаз Ивана ручьём текли слёзы, меня самого вдавило в спинку кресла так, что ни рукой пошевелить, ни ногой. Такое впечатление – вновь при инициации на грузовике через первый румб первого витка несусь.