Лоботряс отпустил автомобиль и пошел. Внутри него снова что-то произошло, какая-то необъяснимая, похожая на химическую, реакция.

– Ты куда? – спросил Кларк.

Лоботряс повернулся и вяло посмотрел назад.

– Мне пора, – пробормотал он. – Слишком долго на ногах. Утомился.

– А-а-а…

В три на улице стояла жара, в четыре стало еще жарче. Солнце лишь изредка показывалось сквозь апрельскую пыль, бесконечно, из вечера в вечер, продолжая повторять все тот же старый как мир трюк. Но в половине пятого наступило затишье, тени под навесами и тяжелыми кронами деревьев удлинились. В такой жаре уже ничего не имело значения. Жизнь зависела от погоды, она казалась ожиданием окончания жары, в которой никакое событие не могло сравниться с моментом наступления прохлады, мягкой и ласковой, как рука женщины на усталом челе. Это чувство всегда испытываешь в Джорджии – его не выразить словами, и в этом великая мудрость Юга; через некоторое время Лоботряс свернул в бильярдную на Джексон-стрит, туда, где все как всегда, туда, где все всегда повторяют бородатые анекдоты – и будут повторять их вечно.

Половина верблюда

I

Усталый читатель, бросив тусклый взгляд на название этого рассказа, решит, что это чистой воды метафора. Рассказы о чашах и губах, о фальшивом пенни и новом венике довольно редко содержат информацию о чашах, губах, монетах или вениках. Данный рассказ является исключением. Действующим лицом здесь выступает вполне материальная, ощутимая и полновесная половина верблюда.

Начав с головы, мы постепенно доберемся и до хвоста. Позвольте представить: мистер Перри Паркхарст, двадцать восемь лет, адвокат, уроженец Толедо. У Перри прекрасные зубы, гарвардский диплом, волосы расчесаны на прямой пробор. Вы с ним уже где-нибудь встречались: в Кливленде, Портленде, Сент-Поле, Индианаполисе, Канзас-Сити и так далее. «Братья Бейкер, город Нью-Йорк» во время ежегодного вояжа по западным штатам всегда совершают остановку лишь ради того, чтобы одеть его с ног до головы; «Монморанси и К°» каждые три месяца шлют молодому человеку депешу спешной почтой, чтобы убедиться, что число отверстий для шнурков на его ботинках точно соответствует последним тенденциям. Сейчас он владеет родстером местного производства, а если доживет, то приобретет и французский родстер – и, без сомнений, купит даже китайский танк, как только этот вид транспорта войдет в моду. Он выглядит точь-в-точь как молодой человек из рекламы в журнале, натирающий свой покрытый ровным загаром торс линиментом и отправляющийся каждые два года на восток страны, чтобы навестить альма-матер.

Позвольте представить: его Любовь. Ее зовут Бетти Мэйдл, и она бы замечательно смотрелась на киноэкране. От отца она получает на одежду триста долларов в месяц, является счастливой обладательницей светлых волос, ясного взора и веера из перьев пяти расцветок. С удовольствием представляю вам ее отца: Сайрус Мэйдл. Несмотря на то что он – самый обычный человек из плоти и крови, в Толедо, как ни странно, его часто называют Мистер Алюминий. Когда по вечерам он восседает за столиком в клубе, с двумя или тремя мужчинами, которых люди за глаза зовут Мистер Железо, Мистер Лес и Мистер Латунь, можно заметить, что все они выглядят совершенно обычно, как и мы с вами, ну разве что немного масштабнее, если вы понимаете, о чем я…

На протяжении рождественской недели 1919 года в Толедо только при участии тех, кого называют «мистер такой-то», прошло: сорок четыре рождественских ужина, шестнадцать танцевальных вечеров, шесть торжественных обедов для особ как женского, так и мужского пола, двенадцать чаепитий, четыре холостяцких ужина, две свадебные церемонии и тринадцать вечеринок, на которых гости играли в бридж. Все это вместе на двадцать девятый день декабря месяца повлекло за собой принятие Перри Паркхастом решения.