— Девушка, мы приехали. — Таксист смотрит на меня со смесью жалости и презрения.

Нет сил отвечать, киваю и выхожу из машины. Как назло, с неба срывается дождь, погода окончательно портится, смешиваясь с ледяным ветром.

Старенький райончик встречает тишиной и единственным включенным фонарным столбом. Обхватываю себя руками, бреду к знакомому подъезду, не чувствуя ног.

Ритка уже встречает. Увидев меня, прикрывает рот ладошкой и едва не падает на пятую точку.

— Машка, что случилось? — Она судорожно осматривает меня, а я превращаюсь в безэмоциональную куклу.

— Рит… — хочу произнести ужасные слова вслух, но срываюсь в очередной горький плач.

Ритка будто понимает все без слов. Заводит в квартиру, помогает разуться и переодеться в теплую пижаму.

— Так, я сейчас сделаю горячий чай, а ты пока умойся, хорошо? — отчетливо слышу слова, но смысл до меня не доходит.

В ответ удается выдать жалобный всхлип.

— Ясно. Значит, сначала тебя умою, а потом чай.

До ванной не доходим, ноги совсем не держат, падаю на пол, задыхаясь от горькой обиды.

Я же все для него делала. Я жила им, дышала, ни о чем другом не могла думать. Только он и наша маленькая семья. Ребенка хотела родить, даже его стервозной матери всегда улыбалась и никогда не хамила, пока она поливала меня помоями. Что я сделала не так?

— Ну-ну, милая, не плачь, все пройдет, — Ритка крепко обнимает, пытается успокоить, как маленького ребенка. — Давай, моя хорошая, поднимайся, сейчас умоешься – и станет полегче.

Не станет! Уже точно не станет легче, эта рана навсегда останется в моем сердце.

Холодная вода освежает, кажется, я действительно начинаю потихоньку приходить в себя. По крайней мере, уже могу нормально дышать.

Отражение в зеркале, конечно же, не радует. Красное, опухшее от слез лицо, заплывший, мутный взгляд и губы, искусанные до крови. Смотрю на себя с безразличием: сейчас уже плевать, как я выгляжу, и черная кожа от поплывшей туши меня не смущает.

Ритка видит мой потухший взгляд, кусает губы, но молчит. Спокойно доводит меня до кухни, разливает горячий чай по кружкам и, только когда я выпиваю половину, начинает разговор:

— А теперь я хочу узнать, что произошло.

— Гера мне изменил, — выдаю осипшим голосом и делаю большой глоток обжигающего напитка.

Ритка не верит, смотрит на меня округлившимися глазами, с широко раскрытым ртом. Я бы и сама не поверила, не увидь это лично.

Тону в смеси обиды и гнева. Разум кричит, что нужно было остаться, разорвать их на части, сказать, как ненавижу и никогда не прощу. Глупое сердце продолжает болезненно ныть, подсказывая, что побег был естественной реакцией.

— Как? — вот и все, что ей удалось выдать.

Странный вопрос снова отправляет меня назад, в тот кабинет.

— Судя по стонам, с большим удовольствием, — нервно хмыкаю и с грохотом отставляю кружку.

— Прости, — виновато выдает подруга, — глупый вопрос был.

Мы снова молчим. А что еще сказать? Моя идеальная жизнь рухнула в один момент. Еще сегодня утром счастливая провожала мужа на работу, говорила, как сильно люблю, а сейчас пытаюсь понять, как жить дальше. Как собрать себя по частям? Есть ли универсальное лекарство от нестерпимой боли? Только клещами вырывать из сердца эту занозу.

— И что думаешь делать?

Вопрос, наверное, логичный, и ответ на него уже есть. Я не смогу простить, как бы сильно ни любила, как бы ни хотела снова почувствовать его тепло и заглянуть в любимые глаза. Нас больше нет и не будет.

— Подавать на развод, — отвечаю, чуть помедлив, и чувствую горечь от этих слов.

— Ладно, сейчас ты не в том состоянии, чтобы говорить или нормально думать.