Стасик тяжело выдохнул.

– Пафос какой-то.

– Я не знаю, зачем ты позвонил, но лучше бы не звонил вообще, – голос у меня дрожал.

– А что ты от меня хотела услышать?

– Ну, наверное, предложение помочь.

– Каким образом?

– Твой отец не последний человек в этом городе, у него есть знакомства в мэрии, в прокуратуре, на телевидении, да много где. И у тебя тоже есть связи с крупными изданиями. Если бы мы все вместе взялись…

– Вот отца только не впутывай. У него и так проблем хватает.

– Ясно, – зло ответила я. – Всё, прощай, Стасик. И не звони мне больше.

– Да погоди ты. Что ты сразу психуешь? Я же не сказал, что отказываюсь помочь. Я сказал, что отца впутывать пока не надо. Может, и без его участия обойдёмся.

– То есть ты поможешь?

– Ну я же журналист, – Стасик язвил, но мне было плевать.

Пусть хоть изойдётся на ехидство, главное сейчас – его связи. И отца своего он подключит, если надо будет. Просто, как всегда, он хотел показать, что и сам всё может. Стасик настолько разошёлся в приступе доброты, что обещал сегодня же «пробить всю инфу по своим каналам», а завтра меня куда-нибудь увезти и спрятать.

И хотя обещание Стасика меня немного успокоило, я всё равно всю ночь не могла уснуть. Думала о всяком, рисовала в воображении, что можно сделать и что могут сделать нам. Точнее, мне. И если я промолчу сейчас, пойду на попятную, то это будет выглядеть так, что я сдалась? Струсила? Нет, я, конечно, струсила, но не сдалась!

И утром первым делом я разместила пост:

«Друзья, а вот и первые результаты наших действий против строительства сурьмяного завода. Не совсем такие, как хотелось бы, но главное – нас услышали!

Вчера вечером в мою квартиру проникли двое. Незнакомые молодые люди крепкого телосложения. Что они хотели? Они, угрожая мне физической расправой, требовали, чтобы мы всё прекратили.  Было ли мне страшно? Конечно, было. Я и сейчас боюсь, но то, что произошло вчера, показало – они тоже боятся. Боятся нас. А значит, мы всё правильно делаем.

И поэтому, господин Шубин и господин Миллер, знайте, ни страх, ни ваши угрозы нас не остановят. Мы не позволим вам убивать людей и природу».

Руки у меня заметно дрожали, когда я нажимала кнопку Отправить. Надеюсь, этим я сейчас не подписала себе приговор. Как бы я тут ни бравировала, без обещания Стасика помочь, наверное, ни за что не решилась бы вновь бросить им вызов.

22. 22

А мой пост, между тем, всколыхнул интернет-сообщество. Такого отклика я, честно, даже не предполагала. Просмотры, лайки и репосты росли в геометрической прогрессии. Люди потоком писали комментарии, возмущались, всячески поддерживали, предлагали помощь.

А ещё совершенно неожиданно на меня вышел Толик Труфанов, мой бывший одногруппник.

Толик, как и хотел, сумел пробиться в серьёзное зарубежное издание. Он и жил теперь, насколько я знала, за границей. Во Франции. Уже три года как. И работал не где-нибудь, а в "Пуэн".

На родину возвращаться Толик не собирался. Его и на встрече выпускников не было. А тут вдруг объявился.

«Романова? Машка? Это ты? Так ты теперь Чернецкая?»

«Я самая, месье Труфанов»

«К нашему Чернецкому твоя новая фамилия имеет какое-нибудь отношение?»

«Точнее, имела. Я была замужем за его сыном. Летом мы развелись, но не будем о грустном».

Мы не стали донимать друг друга подробностями личной жизни, я такие задушевные разговоры с абы кем не любила, а Труфанова подобное просто не интересовало. Зато интересовала буча вокруг сурьмяного завода.

«Из этого можно сделать отличный материал. У нас сейчас большое внимание уделяется экологическим проблемам по всему миру. Так что твоя ситуация будет очень кстати. И мы оба окажемся в выигрыше. Я напишу хорошую статью в «Пуэн». Ну а ты привлечешь широкое внимание к вашей беде. Ну, что скажешь?