Стоп, а зачем же она тогда приходила к нему домой? Зачем хотела заснять?

– Ты меня сегодня пугаешь, – Мэй с сомнением посмотрела на гитару. – Хочешь сыграть? Давай «Смертные грехи», гулять так гулять.

– А давай немного нового, а точнее забытого старого, – сам от себя не ожидая, отказал Кейд и потянулся к струнам. Может, просто Сью была дерьмовой слушательницей, и переосмысленная песенка Депеш Мод зайдёт другим ушам? В последний момент пальцы на грифе замерли для вопроса. – Слушай, а в блоге этой Сьюзен в последние дни новых видео не было, не в курсе?

– Не знаю, почему тебе это вообще интересно, – она подозрительно вглядывалась в его непривычно оживлённое лицо. – Но нет, Джонни следит, я попросила.

Кея это немного порадовало. Пусть на акустике песня звучит иначе, но не менее хорошо. Если знать, о чём и для кого петь. Он уже подцепил струну, выравнивая дыхание, но тут за спиной раздался грубый бас, мгновенно сбивая весь настрой на игру:

– Так выходит, ты всем нам сбрехнул, старый мерин? – тяжело ступая, из подсобки выперся Годзилла. Он иногда помогал Мэй с разгрузкой товара, и, похоже, приглушённый тон разговора не помог. Кей неприязненно поморщился, когда понял, что чокнутый ублюдок слышал слишком многое. – Та шлюшка не была твоей дочкой, она дочурка самого Глоуза.

– Эй, Газ, кончай это, – грубо оборвала его Мэй, поднимаясь со стула. – Развесил уши, мудила? Так вот значит, ты должен был услышать: я рада, что девчонка ушла отсюда целой. Мне не нужны такие проблемы.

– Ты просто обоссалась, Мэй. Как и этот лживый хрен, решивший поиграть в рыцаря, – Годзилла смачно харкнул прямо на пол, и Кейд со вздохом развернулся к нему лицом. Непонятная тревога пульсацией нарастала в затылке. Он крепче сжал гитару и вскинул квадратный подбородок:

– Я нихера не понял, Газ: что это меняет? Я не дал тебе и Хосу сделать глупость. Держу пари, Глоуз бы вас всех прикопал живьём, а бар закрыл к хуям. Скажи: «спасибо, Кей, ты у нас такой дальновидный». И вали, куда шёл.

– Ты много на себя берёшь! – Годзилла многозначительно ткнул в него пальцем и выпучил глаза с явственно расширенными зрачками. Грозно оскалившись, он угрожающе шагнул вперёд, давя вонью немытого тела. – Этот дрочила Глоуз давненько задолжал моим парням на стройке. Кажется, дочка вполне сможет отдать долги, – он довольно оскалился железными зубами и демонстративно заржал.

Кейд вздрогнул. Эта биполярочка от ярости к смеху за тридцать секунд была ему до тошноты знакома. Какие только мысли не придут к обдолбанную башку – представить страшно. Почему-то перед глазами чётко встала картина, как тощую девчонку в голубеньком платьице облапывают грязные руки, пинают ботинками в живот и раздирают на части подобно куску мяса. В желудке клубком свернулось отвращение. Это же как ребёнка отыметь.

– Даже думать не смей, ублюдок, – прошипела Мэй, упирая кулаки в бока.

– И что ты мне сделаешь, а? Вызовешь копов? Сиди и дрочи свою гитару, Кей: у меня сегодня запланировано веселье!

Толкнув Мэй плечом, он демонстративно пошёл к выходу, весело насвистывая себе под нос. Кейд смотрел на его обтянутую чёрной кожанкой широкую спину, даже не скрывая своей злости. Ладони вспотели. Он с трудом подавил в себе желание вскочить и двинуть по оборзевшей роже Годзиллы, чтобы тот захлебнулся кровавыми соплями.

– Бедная. Храни её Господь, – буркнула Мэй и, вздохнув, пошла к барной стойке. Никто не скажет копам. Не принято.

В нижнем городе не принято заступаться, не принято защищать. Можно только или участвовать, или не смотреть. Отвернуться. Сью ему абсолютно никто, это не его проблема. И только пульсация в затылке всё громче. Тудум. Тудум. Через пальцы в гриф гитары, нарастающим ритмом.