Аккуратно встала с кровати и подошла к окошку.

- Привет! Как сына назвала? - задал он вопрос, резанув по нервам.

- Привет! Сашей…

- А почему не моим именем?..

Сидоров был склонен к драматизму, как осознала позже. Ну вот с какого перепугу мне было давать ребёнку имя парня, с которым мы даже ни разу не спали?

Это что? Мания величия или желание навсегда остаться в моей жизни непроходящим чувством вины?

- Открой форточку шире, мне надо тебе кое-что отдать, - Лёшка полез за пазуху.

- Лёш, мне ничего не надо, у меня всё есть. Мама и Коля передачки приносят, - мне хотелось скорее выпроводить Сидорова. Девчонки в палате с интересом наблюдали за нами. Боялась, что бывший поклонник закатит концерт.

- Да я письма твои хочу вернуть!

О, этот юношеский максимализм, пафосность и картинность действий, дабы всё было, как в кино, и осталось в памяти навечно. Знаете, в тот момент подумала: может и хорошо, что жизнь нас развела в разные стороны. Кто знает, на что может пойти этот парень, тяготеющий к эпатажу.

Письма забрала, с Сидоровым попрощалась и тут же выбросила пачку в мусор. А вместе с ней и своё чувство вины:

«Не сахарный, не растает. Найдёт себе другую. Попроще. Которая будет ему в рот смотреть».

И, кстати, ведь нашёл… Только счастлив почему-то не был…

9. Глава 8

К моменту выписки из роддома у нас уже была няня. Роман Романович приехал из Брянска, чтобы увидеть внука, и привёз с собой тёщу.

Бабушка Груня ­– сухонькая деревенская старушка родом из глухого села Брянской области. Разговаривала она на суржике, и половины слов я не понимала. Когда её дом сгорел, она вынуждена была перебраться к дочке – моей свекрови. Глубоко верующая, добрая, светлая, бабушка Груня принесла в нашу жизнь много покоя и благости. А уж как её полюбил правнук, словами не передать.

Свекровь так и не выбралась ни разу в Архангельск. Она плохо переносила дорогу, страдала от мигреней, поэтому летом мы ездили к ней в гости. Наталья Тимофеевна жила в своём мире женских романов и дачных забот. Иногда разговаривала сама с собой. Меня это первое время шокировало, но позже привыкла. Женщина она была адекватная, просто приспособилась к тем обстоятельствам, в которые её поставила жизнь.

Роман Романович, едва увидев сморщенное личико Саши, тут же торжественно постановил: «Наша порода!» И потом с каждым годом всё сильнее удивлялся, как Саша повторяет в своих меняющихся чертах отца и деда. Достаточно было взглянуть на эту троицу, чтобы определить их родство: копии, отличающиеся лишь возрастом и ростом.

Единственного внука он любил. Искренне. Но этого оказалось недостаточно, чтобы сохранить с ребёнком связь после развода…

***

Жили мы, конечно, довольно бедно. Родители помогали деньгами. Из Брянска присылали сухое печенье, дефицитную туалетную бумагу. Из деревни приходили посылки с мясом. Мама и папа держали овец, корову и свиней. Коля каждый раз угорал, получая окровавленные ящики из фанеры на почте, словно в них расчленёнка. Сотрудники отделения на него смотрели с большим подозрением, но вопросы задавать опасались.

Выглядел он тогда, как браток: накачанный, коротко стриженный, в кожаной куртке, с толстой серебряной цепью на бычьей шее. Крутился с другими ребятами, стараясь заработать: перепродавал спиртное на «пятаке», ездил в Москву за сигаретами и толкал их на «Туче».

При этом сильно страдал от комплекса неполноценности – метр семьдесят для мужчины очень средний рост. Поэтому и девчонок выбирал миниатюрных и худеньких. На их фоне казался значительно выше и крупнее.