У меня даже дар речи пропадает от такой наглости. Он не может говорить это серьезно. Смотрю в его лицо, пытаясь найти там остатки совести, и не нахожу.

— По-твоему, это я виновата, что твоя любовница закатила тебе истерику? Ты совсем охренел?!

— Ты же хотела, чтобы я с ней расстался. Так вот, я расстался. Чего еще тебе надо?

И никаких вам извинений, попыток оправдаться. Он ведет себя так, словно вообще не виноват. Подумаешь, изменил. Причем не разово, а вполне себе на постоянной основе.

— Мне что надо? — хватаю ртом воздух я в полном шоке, сдавленно бормочу: — Уже ничего…

— Ты, как я посмотрю, — кивает на чемодан Давид, — нарочно это придумала?

Я отвожу взгляд. Надо же, какой догадливый. В данный момент жалею только об одном — что не успела.

— Я тут не останусь, Давид! Дай мне пройти!

— Остынь, — велит муж, нависает надо мной огромной скалой, и мое тело пробивает дрожь. — Куда ты вообще собралась? Тем более на ночь глядя?

— Не твое дело, — фырчу я.

— Как это не мое? Очень даже мое. Ты, вообще-то, моя жена, если забыла.

— Я хочу развода! — вырывается из меня.

— Забудь это слово, — резко суровеет Давид. — Я его не дам. Ты меня вполне устраиваешь, и я не собираюсь с тобой разводиться.

Меня словно током прошибает. Я вообще не узнаю своего мужа. Передо мной словно его циничный, мерзкий брат-близнец. Который меня ни во что не ставит. Я что, вещь? Захотел — оставил, надоела — выбросил.

— Вполне устраиваю? — ошеломленно бормочу я. — Вполне?!

Сердце начинает колоть так, словно в него с размаху всадили шило. И проворачивают, проворачивают.

Глаза наполняются слезами, я закрываю лицо ладонями и громко всхлипываю.

— Хорош реветь, — басит Давид угрюмо. — Знаешь ведь, не выношу твоих слез. Измены случаются, Аня. Но это не повод разводиться. Разве я был тебе плохим мужем? Все, успокойся. На вот, держи. Хотел завтра подарить, но раз такое дело…

Я убираю руки от лица и наблюдаю, как супруг достает из кармана красный бархатный футляр, протягивает ее мне.

Качаю головой, смотрю на него так, будто он предлагает мне тронуть ядовитую гадюку. Даже не знаю, что меня ошарашивает больше: его непоколебимая уверенность в собственной непогрешимости или сам факт того, что он пытается задобрить меня подарком.

Я прячу руки за спину.

— Не нужен мне твой подарок! — задираю подбородок.

— Бери, я сказал!

Такое ощущение, что я попала в какое-то сюрреалистичное кино. Неужели супруг правда верит, что его дар спасет положение?! Я яростно машу головой из стороны в сторону: не приму.

Тогда Давид сам открывает футляр, подсовывает мне содержимое едва ли не под нос.

Внутри на бархатной подложке покоится кулон изумительной красоты. С большим, темно-синим сапфиром. Я бы безусловно порадовалась такому подарку раньше, но сейчас у меня лишь одно непреодолимое желание. Спешу его озвучить:

— Засунь себе этот кулон в…

Договорить не успеваю, потому что в проеме появляется голова дочери, а затем и она сама. Арина морщит носик, затем переводит испуганный взгляд с меня на Давида.

— Вы что, ругаетесь?

— Нет, милая, — натянуто улыбаюсь дочке. — Так, поспорили немножко. Подожди меня в зале, хорошо?

— Ла-а-адно.

Арина уходит, а муж сверлит меня сердитым взглядом.

— Видишь, еще и дочь напугала! Стой тут, я сейчас вернусь.

Он бросает футляр на кровать, размашистым шагом выходит из спальни.

Куда он пошел? Что задумал? Я все-таки застегиваю чемодан, стаскиваю его на пол. Он меня не остановит. Однако больше ничего сделать не успеваю.

Муж возвращается, поднимает руку и звенит двумя связками ключей от квартиры: моей и своей.