– Можно и так сказать, – ответил староста, вешая куртку на крюк в стене. – Островитяне сожгли половину домов, когда отступали после разгрома. Пришлось повозиться, эти леса… они сложные, многие деревья прокляты, надо уметь выбирать чистые.

– Островитяне прошли здесь?

– Вся армия. Битва же рядом с нами была, несколько часов отсюда. Тут гарнизон сидел, всё шутили, что долину надо называть теперь не долиной Горящих сердец, а могилой Потухших.

– Отличная идея, – буркнул Эйнар, усаживаясь рядом и кладя топор на столешницу.

– Вот после битвы островитяне бежали в ущелье через нас.

– А много жителей погибло? – спросил Людвиг.

– Спаситель защитил, нашли хорошее место, чтобы спрятаться.

– А как вы живёте, если леса прокляты.

– Милорд, мы из гильдии лесорубов! – староста ударил себя в грудь. – У нас даже грамота от короля есть! Мы умеем жить в таких местах, у нас и дети здоровыми рождаются. Но тут непросто, да. Деревня чистая, лес поблизости тоже хороший, колодцы с водой мы проверяли, а вот в дальних лесах опасно. Да и в ущелье нельзя задерживаться дольше, чем на день, а жить уж тем более.

– А разбойники давно вас донимают?

– Нет, – староста почесал нос. – Как только из деревни ушли воины, так бандиты сразу пришли…

– Милорд Дитрих нам помог, – жена старосты поставила на стол котелок с чем-то дымящимся.

От голода свело желудок. Людвиг отвернулся и посмотрел на какие-то старые тряпки в углу, чтобы не видеть, как женщина разливает аппетитную похлёбку. Ещё немного и он бы отобрал котелок и начал есть прямо из него. Зря угрожал деревенским, вроде славные люди.

– Милости прошу, – староста поклонился.

– Ульрих, выведи его, – шепнула жена.

– Совсем забыл! – он хлопнул себя по лбу. – Старик, проваливай! Господа обедать будут, не порти аппетит. Простите, милорд.

Этой горой тряпок оказались два человека, старик с клюкой и болезненно худой паренёк. Оба, одетые в рваные обноски, мирно дремали, когда староста их не разбудил.

– Простите меня, милорд. Он недавно припёрся, мы его кормим по очереди. Сейчас прогоню.

– Оставьте его, хозяин, – сказал Людвиг. – Он не мешает, пусть сидит.

– Как угодно вашей милости, – староста выдохнул, раскланялся и ушёл вместе с женой.

Людвиг забросил в рот слишком много и обжёг нёбо за верхними зубами. А они богатые, раз едят мясо и белый хлеб, вряд ли только староста так шикует. Похлёбка слишком пересоленная, а куски морковки недоварены, но после дня голода на такие мелочи не стоит обращать внимания. Людвиг глотал, почти не жуя, отвлекаясь, чтобы вытереть бегущий с лица пот. Эйнар склонился над миской и быстро работал ложкой.

– Приходите ко мне, святой отец, – пробурчал старик, кого-то передразнивая. – Я вас накормлю, горячую воду приготовлю. Чтобы я сюда ещё раз пришёл? Тьфу!

– Ты вявенник? – спросил Людвиг.

– Прожуй сначала, – подсказал нордер.

– Ты священник?

– Да я тут единственный слепой, – старик показал пальцы, усеянные кольцами разных цветов. Белые глаза, на которых не видно зрачков, говорили сами за себя.

– Старая вредная жопа, – шепнул Эйнар.

– Я, может, и слепой, но не глухой. Сам ты жопа.

Северянин усмехнулся и продолжил есть. Паренёк, сидящий рядом со священником, натянул грязную соломенную шляпу до глаз. Сальные волосы отросли до плеч и закрывали лицо, видны только тонкие губы, которые парнишка постоянно кусал. Если присмотреться, то он кажется постарше, может, одного возраста с нордером. Паренёк заметил взгляд Людвига и тут же уставился в пол.

– А вот его пугать не надо, – сказал священник. – Он мои глаза, с ним я и хожу по миру, рассказывая истории.