– Вы в своём уме? – изумилась Юля, чувствуя, что у неё снова начинается головная боль. – Какая месть?

– Самая банальная из всех возможных, – пожал плечами следователь. – Один обидчик мёртв, другой за решёткой. Даже если подобное в ваши планы не входило, это очень удобное для мести стечение обстоятельств. Но я не хочу ломать жизнь невиновному человеку, Юлия Павловна. Мне нужны факты, чтобы доказать или опровергнуть виновность Александра Щупова.

– То есть вы не уверены, что это он убил Светлану Борисовну? – сощурилась девушка.

– Моё личное мнение не имеет никакого значения. У меня есть отпечатки вашего бывшего жениха на орудии преступления и ваши слова о том, что за два дня до убийства гражданки Щуповой эта самая гражданка во дворе дома, где проживал также и мой подследственный, причинила вам тяжкие телесные повреждения. Для обвинительного приговора этого будет достаточно.

– Я не понимаю, чего вы от меня хотите, – нахмурилась Юля.

– Я хочу услышать правду, – следователь посмотрел на неё так пристально, словно пытался этим взглядом пробраться в самую глубину души.

– Мне больше нечего вам сказать, – съёжилась под этим взглядом девушка.

Следователь ушёл, а у Юли после этого состоялся неприятный разговор с матерью о том, что обещанная когда-то Зинаидой Трофимовной защита «не только от колдовства, но и от всех бед и напастий» почему-то не работает. Точнее, Юля ляпнула это в сердцах, с горькой усмешкой, а Роза Антоновна в ответ разразилась целой теорией относительно того, почему оберег мог сломаться. Глупый и бессмысленный спор, в результате которого каждый остался при своём мнении, а девушке пришлось снова купировать приступ головной боли.

Вечером того же дня пришёл второй следователь, но лечащий врач заявил ему, что после первого допроса состояние пациентки ухудшилось, и предложил перенести визит на более подходящее время. Но следующим утром Юле всё равно пришлось отвечать на вопросы. К счастью или нет, но в этот раз обошлось без подозрений в ложных показаниях – кажется, этот следователь был даже рад побыстрее закрыть дело. После всего этого Юля морально чувствовала себя настолько отвратительного, что общаться ещё и с Сашиным адвокатом наотрез отказалась. А адвокат намекнул её матери, что версию о причастности Юли к убийству тоже будут рассматривать – у неё ведь мог быть подельник, который и перевёз девушку в парк, а спустя два дня совершил то, в чём теперь обвиняли Александра. Роза Антоновна не стала скрывать его слова от дочери – доктор ведь сказал, что Юля имеет право подготовиться к дальнейшим сложностям окружающей её действительности.

И сны… Наверное, они и правда стали отражением её переживаний, потому что другого объяснения этому не было. Первое время Юля после таких видений просыпалась взволнованной, но в последнее время чувство вины начало потихоньку подталкивать её в направлении депрессии. Она просыпалась, открывала глаза и просто смотрела в потолок, чувствуя, как по щекам медленно скатываются слёзы. Роза Антоновна волновалась за дочь. Лечащий врач ворчал, что такими темпами о выписке речь зайдёт ещё не скоро. Это продолжалось до тех пор, пока однажды вечером, проснувшись, Юля не обнаружила на стуле возле своей постели вместо матери незнакомого мужчину.

На вид ему было лет тридцать пять – сорок, не больше. Худой, скуластый. Холёный. Небрежная поза, тёмно-синий костюм модного покроя, белоснежный ворот рубашки, серо-чёрный галстук в косую полоску, мягкие пряди слегка вьющихся, аккуратно подстриженных каштановых волос, внимательный взгляд карих глаз…