Псих грубо хватает меня за плечо и выводит за дверь. Вновь ведет по длинному коридору, подводит к одной из дверей.

— Там шмотки какие-то, надень. Причешись и все такое. Короче, приведи себя в сносный вид, — усмехается он, и я остаюсь одна.

Осторожно ступаю в маленькую комнатку, больше похожую на каморку. Стол, два стула, умывальник и окно. Настоящее окно, откуда струится солнечный свет. Плевать на всё. Нужно собраться и поскорее выйти из этой тюрьмы.

На стуле вечернее платье на бретельках, явно мне не по размеру. Черные лодочки на шпильке, немного тугие, но и на это совершенно плевать. Расческа, на которую я смотрю с таким видом, будто вижу впервые. На голове колтуны, расчесать которые очень сложно и больно, потому что меня так часто таскали за волосы, что каждое движение гребнем отзывается дикими невыносимыми страданиями. Но я как проклятая деру слипшиеся от крови волосы и в конце концов кое-как заплетаю их в косу.

Касаться лица тоже больно, особенно носа, но вода словно живая, смывает грязь и кровь, принося немного облегчения. Разбитые руки после воды тоже более-менее сносны. Пока еще синяки не так страшны, через пару дней я наверняка не смогу спокойно на себя смотреть. Впрочем, главное, чтобы я вообще могла смотреть, спокойно или нет — дело уже десятое.

На столе косметичка, внутри остатки чьей-то дешёвой косметики. Первым делом хватаю зеркальце и чуть не кричу от своего отражения. Губы разбиты и вздуты, под глазами два синяка, нос распух, кожа лопнула на месте удара. Из рассечённой брови струится тонкая струйка крови, корки размокли от воды и теперь сочатся сукровицей.

С остервенением наношу толстым слоем тональный крем, раз за разом. Консилер, румяна, помада, тени и тушь — ничего не может скрыть обезображенное лицо. Слезы подходят к глазам, но я буквально заставляю себя не плакать. Дома, дома наревусь вволю, а сейчас надо как можно скорее закончить это все.

Перед Психом появляюсь при полном «параде», он усмехается, но одобряюще кивает.

— Наконец. Перед смертью не грех и подкраситься...- смеётся, и я испуганно рыпаюсь назад.

Псих хватает меня за шею и прижимает к стене, жадно рассматривая.

— Шучу, спокойно.

Напряженно и громко дышу, пока он ощупывает меня, сжимая кожу до искр в глазах, так мне больно, и боюсь пошевелиться.

— Сладкая... — Псих проводит языком по шее и с силой прикусывает, да так, что я вскрикиваю от боли.

Он отстраняется и улыбается, на его зубах сейчас моя кровь.

— Я тебя пометил, еще встретимся...

От этой мысли содрогаюсь всем телом и все, чего мне хочется, это бежать. Но бежать некуда. Сейчас моя свобода в его руках, и я должна вести себя так, как хочет он.

Еще коридор и наконец мы подходим к железной двери. Псих открывает защёлки и в лицо мне ударяет солнечный свет, до того яркий, что я тут же хватаюсь за глаза. От боли их невыносимо жжет.

Неужели это на самом деле улица? Солнце, небо и свобода?

Не могу поверить и задерживаю дыхание от волнения.

— Что? Думала не утопаешь уже отсюда, да? Повезло тебе... отсюда и правда никто своими ножками не выходит.

Не слушаю его. Тру слезящиеся глаза, опираюсь о стену, чтобы не упасть.

— Видишь вон ту машинку? — указывает на черный джип, припаркованный в пяти метрах от нас, — тебе в нее. Доставят в лучшем виде.

Делаю шаг, ожидая подвоха и всё еще не веря, что меня так легко отпустят. И оказываюсь права.

Рука Психа ложится на плечо и сжимает его с такой силой, что я вскрикиваю.

— Погоди... еще раз повторю, вдруг ты забыла. Ты должна найти братишку.

— Он умер... — шепчу я, морщась от боли.