Он видел, что те, кого бережно лелеяли и с нежностью воспитывали, беззаботно переносили лишения и побеждали страдание, которое раздавило бы многих людей более грубого склада, ибо первые хранили в своей груди источник веселья, довольства и мира.
Боулби подтверждает, что эмоциональная связь матери и ребенка задает образец всем взаимоотношениям, которые мы устанавливаем в течение дальнейшей жизни. Она переходит на отношения с отцом, братьями и сестрами и другими родственниками, друзьями, коллегами и учителями, нашими собственными супругами и детьми. К выводу этому он приходит не через изучение взрослых с их смутными воспоминаниями о детстве, как это делают многие психиатры, а через непосредственное наблюдение за детьми и за детенышами иных видов.
В своей книге я еще неоднократно использую для объяснения определенных аспектов поведения младенцев проведенную доктором Боулби аналогию между детско-материнскими и всеми прочими межличностными взаимоотношениями, но подходить к этому буду с другой стороны. Многие из тех типов поведения, что в детях мы с уверенностью приписываем «капризности», «притворству» или «испорченности», во взрослых считаются приемлемыми. Должен предупредить, что аналогию эту я привожу исключительно в дидактических целях: мои сведения о природе детского поведения почерпнуты не из наблюдений за взрослыми и применении своих выводов к детям, а из непосредственных наблюдений за самим детьми.
Представьте, что сейчас воскресенье и вы с мужем дома. Каждый занимается своими делами, но вы постоянно сталкиваетесь в коридоре. Останавливаетесь ли вы каждый раз для того, чтобы сказать «Привет!» или обняться? Нет, конечно. В большинстве случаев вы молча обходите друг друга и даже не устанавливаете зрительный контакт.
А теперь представьте, что муж уходит купить что-нибудь к чаю. Разве, уходя, он не скажет: «Пока!» – а когда вернется: «Я пришел!»? Если он уходил всего минут на пятнадцать, вы, может быть, даже не выйдете его встречать, а просто крикнете ему издалека: «Привет!» – и продолжите заниматься своими делами.
На следующий день муж приходит домой с работы; его не было девять часов. Разве вы не постараетесь выйти к нему и встретить? Разве не поцелуете его (и не будете ждать ответного поцелуя)? Разве приветствие после долгой разлуки, как правило, не сложнее и многословнее? Что-нибудь типа:
– Привет, дорогой!
– Привет!
– Как прошел твой день?
– Отлично.
После чего муж по сути оставляет вас одну в прихожей и садится перед телевизором. Первые несколько месяцев после свадьбы вы все надеялись на то, что разговор выйдет подлиннее, но теперь уже поняли, что так уж у мужчин принято, и свыклись с этим.
А теперь представьте, что муж на неделю уезжал в командировку в Нью-Йорк. По возвращении разыгрывается та же мизансцена:
– Привет, дорогой!
– Привет!
– Как прошла твоя командировка?
– Отлично.
После чего он идет и садится перед телевизором. Какова будет ваша реакция? Неужели вы ему это просто так спустите?
– Что значит «отлично»? Тебе что, не о чем рассказать?! Что ты делал в Нью-Йорке, что видел? Ты был на крыше Эмпайр-стейт-билдинг? Ты привез мне подарок из Америки? Да как ты мог провести неделю в Нью-Йорке и ни о чем мне не рассказать? А ну-ка, иди сюда да поцелуй меня! Ты что, меня уже больше не любишь?
Когда двое эмоционально связанных людей находятся в разлуке, им обоим неуютно. Им нужна поддержка, особый физический и словесный контакт (а иногда и иные проявления любви и внимания типа подарков), и чем дольше была разлука, тем сложнее будет соответствующий ритуал. Если один из них откажет другому в такой поддержке, это вызовет у того враждебную реакцию, так что для успокоения обиженной стороны в конечном счете потребуется еще более сложный словесный и физический контакт (то есть принесение извинений).