Я внимательно следил за нанизанным мясом, переворачивая шампуры любовно, вовремя гася огоньки, слушая, как капает шипящий жир и следя голодными глазами за поджаристой корочкой. А благоухает до того аппетитно, что желудок в узел завязывается от нетерпения!

Наши прелестницы вышли еле живые – розовые, распаренные… Волосы распущены… Даже у Ритки, с ее исконно прямыми прядями, кончики завиваются… И вся троица, жалостливо так: «Мы есть хотим!» А мужское меньшинство гордо доставляет в беседку две полные миски горячего, сочного, в меру прожаренного, чрезвычайно аппетитного… Смели за каких-то полчаса! Настя, по-моему, урчала даже, когда выхватила последний кусочек…

Пошли разговоры, хихиканья, подколы… Сытые и ублаженные, мы разбрелись по даче. Dolce far niente – вот как это называется. А уж итальянцы знают толк в ленивых приятностях.

Солнце садилось, когда семейство решило подаваться до дому. Я вывел «Ижика» на улицу, и сидел, развалясь, бездумно следя за подрагивавшей стрелкой тахометра. Щелкнула дверца, и папа, кряхтя, устроился рядом.

– Ух! – выдохнул он. – Хорошо! Вообще, хорошо!

– Еще бы! – хмыкнул я. – Гендиром утвердили, да еще и доктор наук! Будешь теперь ва-ажный ходить, секретаршу заведешь с ногами от ушей…

Отец весело засмеялся, опуская стекло.

– Ну уж длинней, чем у твоей Наташи, вряд ли найду! – чуть посерьезнев, но не сгоняя улыбку с лица, он спросил вполголоса:

– А ты Рите еще… ни с кем? – и выставил ладони: – Только без обид!

– Да о чем ты… – фыркнул я. – Риточка – красоточка, с ней даже пройтись под ручку приятно. Все оглядываются! Мужики трусливо вожделеют, а женщины завидуют и злятся. Однако ж… возможны варианты! Думаешь, я не вижу, какая Наташка сексуальная? Не, с основным инстинктом всё в порядке – тянет! То к той, то к этой…

– Ну, это как раз нормально… – затянул папа, наверняка вспоминая кого-то, кроме мамы. – Здоровое влечение!

– Аналогично, – улыбнулся я уголком рта. – Но дальше флирта не иду все равно. И тут дело даже не в моей верности… Или трусости… Нет. Просто не хочу обманывать Риту. Вранье – это такое паскудство… А признаться… Ну, как? Это же разрыв! Ну, или трещина в отношениях, которую хрен, когда залатаешь. А любовница? Она ведь тоже не хочет тебя с кем-то делить! В общем, измена – это целая куча проблем. Решить их, в принципе, можно – разрушив налаженную жизнь. А оно мне надо? Да и люблю я Ритку…

– Аналогично, – развел губы отец, блестя зубами. – Твоя мама – прелесть, какую не сыщешь! А женщин столько вокруг… Так и вьются! Попами вертят, глазки строят…

– Это нормально! – хихикнул я. – Здоровое влечение!

Справа, между «Ижиком» и забором, неожиданно вписалась «Волга» ГАЗ-24-24. «Дублерка» наехала на плети малины, проросшие из-под штакетника, и замерла, качнувшись. Я нахмурился, узнавая кого-то из прикрепленных, а тот тоже опустил стекло.

Сотрудник 9-го управления выглядел, как полагается телохрану – крепким, неприметным. Я не стал выговаривать ему, ожидая оправданий. Холодок, правда, сквозанул по спине, мышцы привычно напряглись, но разомлевший организм отторгал даже мысль об угрозе.

Отец мельком глянул на «Волгу», нагибаясь и кряхтя:

– Крошка, что ли, в носок попала… Мелочь, а неприятно…

Дальнейшее произошло за долгую-предолгую секунду, самую поганую секунду во всей моей жизни.

Неуловимым, отточенным движением прикрепленный выхватил ПБ с трубчатым глушителем. Мой мозг разом опустел, и только одно четкое осознание засело в голове: пуля предназначена мне.

А папа выпрямился, довольно выдыхая – удалил крошку, щепочку, камешек… Пустячок, мешавший наслаждаться жизнью.