– Да… – Торопов повернул голову к Нойманну, хотел было выплюнуть хвоинки, попавшие в рот, но сдержался, сообразив, что это может быть воспринято как вызов, как оскорбление. – Вы меня правильно поняли…

– А сами вы чекистов не любите… – продолжил Нойманн. – Ни капли?

– Нет… Не люблю… Ненавижу! – почти искренне простонал Торопов.

Он и вправду начинал ненавидеть чекистов.

И что с того, что у него не было знакомых сотрудников НКВД? Торопов их все равно начинал ненавидеть – всех их, сталинских палачей! Из-за них он сейчас мучится. Из-за них! Будь они все трижды прокляты! Они…

– А как вы объясните это? – почти ласково, как у пойманного на лжи ребенка, спросил Нойманн.

– Что?

Кто-то – по-видимому, Краузе, – больно сгреб волосы Торопова и приподнял его голову.

– Вот это. – В руке Нойманна был листок бумаги, распечатка фотографии на цветном принтере.

На фото был Торопов в гимнастерке и фуражке. Знаков различия на гимнастерке видно не было, но фуражка была НКВД, по цвету не спутаешь, и на рукаве был шеврон.

А ведь Торопову тогда понравилась идея именно такую фотографию поставить в качестве аватарки на сайте. Он даже чувствовал себя в тот момент именно чекистом, выявляющим и разоблачающим врагов… Карающим мечом.

– Я жду ответа, – напомнил Нойманн.

– Это… это шутка… – прошептал Торопов, понимая, что выглядит эта его попытка оправдания жалко и нелепо. – Я… То есть мы… в Сети… вы ведь знаете, что такое Сеть?..

– Да, – засмеялся Нойманн. – Я знаю, что такое Сеть. Я много чего знаю об этом времени… Не отвлекайтесь на технические мелочи. Конкретнее, пожалуйста…

Нойманн посмотрел на свои наручные часы и покачал головой.

– И быстрее. Это в ваших интересах…

– Да, конечно… – Воротник больно врезался в горло, мешал дышать, Торопов дернул головой и замер испуганно, подумав, что этот жест тоже может быть как-то не так воспринят. – В Сети, на сайте, мы обсуждаем… говорим об истории, о книгах, истории посвященных… Мы спорим… полемизируем… И чтобы как-то отразить… отметить тех, кто с нами вместе активно участвует в дискуссиях, мы и делаем такие вот фотографии… Просто как отличие…

– Правда? – с иронией спросил Нойманн. – Я понимаю, когда кто-то из ваших коллег изображен в форме летчика или танкиста… Инфантильные люди обожают рядиться в настоящих мужчин, могу понять и тех, кто цепляет на себя незаслуженные звания и награды… У вас там и генералы есть, и орденоносцы… Но какую заслугу можно отметить, нацепив на себя форму чекиста? Я и сам уважаю настоящие воинские профессии… Но ваши чекисты – это не воины… Это палачи… Вы со мной согласны?

– Н-не знаю… – Торопов бросил быстрый взгляд в лицо Нойманна и торопливо добавил: – Да, согласен. Согласен, конечно… Это была шутка. Ирония, если хотите…

– Сарказм, – подсказал гестаповец. – И вот такие ваши тексты…

Нойманн достал из внутреннего кармана кителя лист бумаги, встряхнул его, разворачивая. – Фашистский последыш… либераст… клеветник… Это все тоже ирония?

Нойманн покачал головой и спрятал бумагу обратно в карман, не складывая, просто скомкал.

– Время!

Нойманн выпрямился, встал на ровные ноги.

– У нас еще куча времени, – сказал штурмбаннфюрер. – Еще семь минут до открытия плюс пятнадцать минут до закрытия… Не нервничай, Пауль…

– Я и не нервничаю. – Пауль сплюнул, плевок ударился в прошлогоднюю хвою перед самым лицом Торопова. – Чего мы с ним тут играемся? Просто влепить пулю…

– Хорошая идея, – поддержал Краузе. – Есть большевик – есть проблема… Так, кажется, у вас принято говорить?

Краузе толкнул Торопова ногой в бок.