Впрочем, вскоре разговор съезжает с кладбищенских мотивов на некоторые обстоятельства нашего знакомства.
– А к вам-то она чего привязалась? – недоумеваю я. – Ко мне – ладно! Видит, что я без телика… А к вам?
– А у меня телик в сумочке. Должно быть, не заметила.
– И как вам понравилась эта ее шиза?
– Насчет того, что телепортировавший остается в аду?
– Да… А на его месте возникает бес.
– Я похожа на беса?
Элементарная вежливость требует от меня признания в том, что она похожа на ангела, но как-то, знаете, язык не поворачивается. Ангел с профилем грифа? В черной вуалетке с мушками?
– Н-ну… если бы все бесы были похожи на вас, – изворачиваюсь я со всей возможной куртуазностью, – я бы не отказался очутиться в преисподней…
– И что вам мешает?
– Телика нет.
– Ну так приобретите. Мини-маркеты на каждом перекрестке…
Освещение в зальце приглушенное, поэтому бледно-золотистая вспышка, полыхнувшая в дальнем углу, кажется особенно яркой. Те посетители, которым случилось оказаться поближе к ее эпицентру, роняют ложки и вилки, принимаются протирать глаза. Взрыв возмущения:
– Что ж это за свинство такое? Предупреждать надо! Люди едят…
– На улицу выйти не мог? Хотя бы на лестницу! Додумался: прямо из-за стола…
– Да пьяный он, чего вы хотите?..
Прибежавший на шум официант связывается по сотику то ли с охраной, то ли с полицией, просит пробить номер нарушителя. Тот, выясняется, еще и не расплатился вдобавок.
– Видите ли, – дождавшись относительной тишины, доверительно сообщает мне Маргарита Марковна. – Я – католичка.
О господи! Что за день такой сегодня конфессиональный! Теперь еще и католичка!
– Так… И что?
– И все. Как я еще могла отнестись к этим ее фантазиям?
– И как же?
Отодвигает тарелку, улыбается.
– Пожалуйста. Вы, конечно, вправе сомневаться относительно меня, но мне-то самой точно известно, что я не бес. Я – это я. И я совершенно спокойна за наши с вами души… Видели цвет вспышки?
Я оглядываюсь на опустевший столик в углу.
– Он золотистый, – поясняет она.
– Та-ак…
– Он не густо-красный. Это не адское пламя, это пламя чистилища…
Сижу, не донеся вилки до рта. Чувствую себя последним идиотом.
– Каждый раз, телепортировав… – голос Маргариты Марковны внезапно обретает мечтательные, а то и мистические нотки, – …я ощущаю невероятную легкость, прилив сил, эмоциональный подъем… Как будто на исповедь сходила, и все мои грехи отпущены! Да вы и сами, наверное… Ах да! – спохватывается она. – Вы же еще ни разу…
Гляжу на нее и испытываю величайшую неловкость. Такой она мне казалась рассудительной, разумной, даже слегка циничной… И вот на́ тебе!
– Хорошо вам… – выдавливаю наконец. – Но я-то православный!
– Никакой разницы! – с чувством возражает она. – Я побывала в чистилище – вы побывали в аду… То есть не побывали еще – могли побывать! В любом случае грехи будут мгновенно искуплены… выжжены…
– Да, но цвет-то пламени – золотистый!
– Н-ну… может, он и в аду золотистый…
– Минутку! – прерываю я ее. – В аду страдания – вечные!
– Совершенно верно! Но для Всевышнего, вы ж понимаете, времени не существует. Ему ничего не стоит уместить вечность в той доле секунды, за которую мы телепортируем… Вы разом отбыли свой срок!
– Пых – и безгрешен? – не удерживаюсь я от иронии.
Собеседница внимательно на меня смотрит.
– А вы в самом деле православный? – с подозрением спрашивает она.
С обеда я тоже стараюсь не опаздывать. Сворачиваю в наш переулочек и вижу у раздвинутых дверей родной конторы небольшое скопление народа в количестве трех человек. Долговязый Станислав Казимирович и двое незнакомцев в синих робах. И что-то становится мне слегка тревожно. Кажется, обсуждают наш морально устаревший фасад.