Он долго ждёт, пока на той стороне провода ему ответят. И там отвечают.
– Давай, Пересторонин, – командует Иван Трофимович. – Веди всех ко мне, сейчас быстренько опознаем.
Он вешает трубку и улыбается мне. Ну, что же, кажется, всё действительно идёт по плану, да?
Через пару минут дверь открывается, и на пороге появляется Пересторонин, должно быть. Решительный и неотвратимый, как воин света, он входит в кабинет, а за ним гуськом идут ещё несколько человек в штатском. Это я удачно заехал.
– Проходите, гражданин, – обращается ко мне Пересторонин. – Вот сюда, у стеночки вставайте. Да не боитесь вы. Это простая формальность. Самая простая…
6. Брожение
Пропасть я не пропаду, естественно, и если уж совсем припрут к стенке и придётся прибегнуть к тяжёлой артиллерии, мало никому не покажется. Камня на камне не оставлю ни от предпенсионера Ивана Трофимовича, ни от семейки Зевакиных, ни даже вот от этого, ни в чём неповинного Пересторонина. У нас в детском саду, кстати, был мальчик с такой фамилией.
Каких только фамилий не встретишь на просторах союза ССР, но самые затейливые собраны в Москве, словно из кунсткамеры сбежали…
В общем, бояться мне нечего, но вся эта мышиная возня очень раздражает, а стрелять из пушки по воробьям тоже не хочется. Да и стрёмно, честно говоря просить «больших дяденек» заступиться. Сам с ними разберусь…
Меня и других статистов расставляют вдоль этой самой стенки, к которой меня не следует припирать. «Актёры» на меня не похожи, от слова «совсем».
– Спасибо, хоть все мужчины, – подмигиваю я Катюшину.
– Что-что? – строго хмурится он.
– Я говорю, спасибо, что всё согласно УПК РСФСР вершите.
– Ну да, – как бы не понимает он.
И действительно, о чём я говорю-то? Один узбек, один матрос, и ещё один дядя лет сорока, пропитый, прокуренный и разваливающийся от кашля. Все ребята хороши, выбирай на вкус.
Заводят бармена. Я его тотчас узнаю. Он был за стойкой в ночь возмездия, когда Зевакин младший раздавал, можно сказать, долги чести. Бармен меня тоже узнаёт. Узнаёт и непроизвольно косится на Пересторонина и тут же на Катюшина. А потом опасливо смотрит на меня. Встретившись со мной взглядом, он сразу переводит его на матроса.
Матрос щерится и выглядит довольно опасно.
– Посмотрите внимательно, гражданин Кутепов, вы узнаёте кого-нибудь из этих людей? Смотрите-смотрите, не тушуйтесь. Рассматривайте, это ваша обязанность. Непосредственная и почётная! Ну что?
Гражданин Кутепов снова поднимает на меня глаза и, вспомнив, наверное, что случилось с Зевакиным, опять быстро их опускает. Но перед тем, как потупить взор, он замечает маленькую злую вспышечку в моих честных и наивных очах. А ещё, я надеюсь, что он человек наблюдательный и поэтому видит лёгкое, ни к чему не обязывающее перекатывание желваков на моих скулах.
– Ну? – напористо произносит Пересторонин. – Узнаёте кого-нибудь?
Пересторонин в штатском, и хрен знает, что у него за чин.
– Нет… я не уверен…
– Смотрите! Смотрите!
– Ну… вот этот, вроде похож…
Сердце ухает вниз и тут же взмывает, потому что показывает бармен Кутепов не на меня, а на моего соседа матроса.
– Чё?! – вскипает гроза морей. – Ты чё сказал?! Ты, сучка драная! Да я тебя на рею вздёрну, крыса сухопутная! Я тебе полную глотку напихаю… якорей, сука! Ты чё в натуре, я тебя…
– Молчать! – прикрикивает Пересторонин на моментально разбушлатившегося морячка Папайа. – А вы смотрите внимательно и не обращайте внимания, если они пытаются вас сбить с толку или угрожать.
– Ага, – подтверждает туберкулёзник. –