– Ну и как нам самим не попасть под раздачу, если туда удар направлять?

– Можно и переждать немножко, пока страсти улягутся. Потом туда зайдём, как ты говоришь.

– А у него дочь вышла замуж уже?

– У Романова? Вышла, – кивает Злобин. – Ты про эту туфту, что они в Таврическом дворце гуляли и на сервизах из «Эрмитажа» ели? Это ж хрень.

– Партконтролю это хренью не покажется, возможно… Если распоряжения сверху будут, естественно.

В общем, не приняв решения, мы заканчиваем ужин и разъезжаемся по домам… Кассета в машине выдаёт глухой и не очень качественный звук, но тембр Розенбаума узнать можно.

Заходите к нам на огонёк

Пела скрипка ласково и так нежно

В этот вечер я так одинок

Я так промок, налей, сынок

Дома ждёт холодная постель

Пьяная соседка, а в глазах похоть…

Похотливая соседка, к счастью, с горизонта исчезла, но в остальном в точку, Наташка дома меня точно не ждёт… Мы останавливаемся у подъезда. Уже поздно. Сначала выходит Виктор и осматривается, потом Алик. Он подходит к моей двери и тогда только из машины выбираюсь я. Вечер тёплый. Возможно первый такой тёплый, почти летний. Скоро июнь… Свадьба…

Я вдыхаю воздух напоённый ароматом цветов. Что это, сирень что ли? Захлопываю дверцу и в этот момент из темноты появляется фигура человека, с ног до головы укутанного в чёрное. Я не успеваю его рассмотреть, как он начинает стрелять.

Пистолет или даже пистолеты у него с глушителями, потому что огня не видно и звук выстрелов очень тихий, щёлкающий и лязгающий механизмом конструкции. Но машина, крупно вздрагивает, принимая на себя град пуль.

По стеклу, по бортам, по капоту…

Твою дивизию! Рука Алика мгновенно ложится мне на затылок и с силой пригибает к земле. Да я и сам уже падаю вниз, успевая крикнуть короткое:

– За машину!

Мы опускаемся, прижимаясь спинами к прохладному борту «Волги». Парни достают оружие, когда раздаётся голос киллера:

– Брагин! Выходи, сука!

– Как же я выйду, если ты шмаляешь? – кричу я.

– Выходи, говорю!

По машине тут же прилетает ещё два выстрела. Бэмс, бэмс – два хлёстких железных щелчка, как в тире.

– Хорош машину портить, и так как решето уже! – выкрикиваю я и, понизив голос, обращаюсь к парням. – Не стреляйте, ясно? Ни при каких обстоятельствах!

– Егор, ты чего! – шепчет Алик.

– У меня патроны кончились, выходи! – снова раздаётся голос стрелка.

– Не, – отвечаю я. – Не верю.

– Сам проверь! Держи!

Слышатся два тяжёлых удара – что-то попадает в машину.

– Это мои пушки, – кричит стрелок. – Я лучше тебя голыми руками уделаю! Выходи.

– Ладно, – соглашаюсь я. – Но если выстрелишь, зачуханкой будешь!

– Не буду! Выползай уже.

– Ребят, не вмешивайтесь, ладно?

Я встаю, выхожу из-за машины и, скорее чувствую, чем вижу, как на меня несётся чёрная фигура. Хотя правильнее было бы сказать, пантера, молния или даже лавина. Я не успеваю приготовиться и тут же оказываюсь сбитым с ног. На бока и голову начинают сыпаться удары. Я сначала просто прикрываюсь, а потом пытаюсь их блокировать, прижимая руки нападающего, вернее, нападающей.

– Тише-тише, – шепчу я. – Перестань, ну, ладно, милая, не нужно…

Не знаю, оттого ли, что почти не сопротивляюсь, или оттого, что проявляю сочувствие, её напор делается чуть меньше и я, воспользовавшись заминкой, выхожу из партера и подминаю её под себя. Она стихает и, в конце концов, выдохшись или просто, спустив пар, прекращает трепыхаться и начинает тихо выть, обливаясь горючими слезами.

Твою дивизию… У меня самого и ком в горле, и огонь в желудке, и целый вихрь чувств.

– Ну, всё-всё, Гуля, всё, милая…