– Ах, какой ты всё-таки милый, герцог Грэм. Я же ещё ничего не подписывала…

– Ах, леди Сильверстоун… прошу вас, – перевёртыш, самую малость дурачась, опустился на колени перед женщиной. – Прошу вас, выходите за него замуж. Я буду заботиться о вас. Берилл, ты будешь счастлива, я обещаю. Будет весело.

– Я согласна, мой дорогой эриста, – улыбнулась крылатая и провела рукой по гладким волосам Шона.

Контракт подписали во дворце Точки Соглашения. Не смотря на то, что Шон держался в отдалении, его взгляд словно направлял Берилл.

Хант сразу же отвёз её обратно в свой предел и последовал за ней в цветники. Прежде чем он сказал хоть что-то, она запретила ему подходить к себе в ближайший лунный период. И он ушёл.

Так целый лунный период молодожёны избегали друг друга. "Это хорошо", – говорила себе Берилл и с головой окуналась в исследования. Время продолжало сгорать с пугающей скоростью. Однажды Хант передал через Шона, что хочет участвовать в её работе. Но эрц-принцесса запретила хозяину появляться, объясняя отказ тем, что не хочет давать ему ложных надежд, да к тому же, эриста настолько всезнающ, а герарды так часто помогали принцу ухаживать за экземплярами, что теперь знают цветники лучше.

Хант не настаивал. Вероятно потому, что прочие наследники, после переданных Шоном слов, не упустили возможность напомнить принцу о его обязанностях.

Берилл виделась с Хантом в коридорах, но он никак не выказывал ни чувств, ни нетерпения – лишь внимательно смотрел. "Ждёт", – понимала крылатая.

– Он восприимчив как ребёнок, Берилл, – объяснял ей Шон на исходе того периода. – И действует как линза. Стоит одной тебе улыбнуться ему, и он будет расточать улыбки на весь предел и дальше. Стоит тебе отругать его, и тогда всему пределу придётся тяжко. Но тебя его влияние на нас не должно волновать. Тебя должно успокаивать то, что один твой взгляд ввергает его в сильные переживания. Я бы предложил тебе пользоваться, но ты говоришь, власть тебе не нужна.

– А тебе?

– Я бы сказал, что сейчас я на своём месте.

Берилл что-то как будто дёрнуло изнутри, ведь когда Шон соврал, она смотрела ему прямо в глаза и увидела, почувствовала ложь.

– Это было впервые… – тихо проговорила она. – Раньше мне всё равно было, когда я видела чью-то ложь. Но с тобой мне она… шокирующе неприятна, Шон.

Перевёртыш нахмурился.

– Выходит, я хочу занять его место? – спросил он.

– Выходит, что так.

Молчание длилось и длилось. Герцог явно переживал не лучшие мгновения. Был бы он крылат, его глаза поменяли бы цвет сейчас – в этом Берилл была уверена.

Берилл давно ни с кем не была так близка. Проблемы подруг детства касались чаще всего мужчин и хозяйственных дел – того, в чём леди совершенно не разбиралась, ну а дела братьев никогда не обсуждались в присутствии нежно любимой сестры. Позже заработанная ей репутация замкнутого существа отвращала всякого от мысли поделиться переживаниями с Берилл. Всего два раза крылатая неуклюже оказывала поддержку в трудный момент. Однажды это случилось в ещё совсем беззаботной юности, когда попалась на глаза своему дедушке, Себастьяну Сильверу, тяжело переживающему реальность, в которой оказался. Убить собственного отца в одно мгновение и не помнить как? Каково? А каково было ей выслушивать покаянные стенания деда? А ещё тот случай: тогда, глубокой ночью, после того, как нынешний глава клана, герцог Сильвертон, в первый и в последний раз вынужден был произносить хвалебную речь своим старшим братьям Фердинанду и Ксандеру на вечере, устроенном в память об их героической гибели, самоубийственной вылазке, унёсшей жизни множества врагов. "Единственное", – процедил Ричард, от отвращения почти не переставая стискивать зубы до скрежета, – "что они сделали правильно – это сдохли, как положено. Сдохнуть именно так? Что же! Достойно, герои. Но это всё равно не прощает им того, что они сделали с кланом. Бедность и долги, позор, разорванные навсегда узы… если бы я мог умереть, чтобы исправить всё, то сделал бы это не колеблясь. Чёрт. Это были последние старшие Сильверстоуны. Почему я всё ещё чувствую слепящую радость от того, что избавлен от них? Почему, не смотря на их блестящий и такой полезный финал, я всё равно жалею, что они не сдохли на пятьсот-девятьсот лет раньше?"