– Еще немного, боярин Евдоким, – покачал головой Зализа. – Место впереди должно быть хорошее.

Тропа уперлась в реку в тот час, когда опричник уже отчаялся ее увидеть и начинал опасаться, что заблудился в однообразном березняке. Бурая лента воды ничем не выделялась на фоне остального леса – ни кустов по берегам, ни склонившихся над руслом плакучих ив. Просто зеленый травяной слой немного понижался и сменялся темной торфяной водой. Перепутай они направление – могли бы неделю идти вдоль русла на расстоянии полусотни шагов, и не заметить.

– Брод где-то здесь, – опричник торопливо разделся. Скинув рясу и порты, скатал их в плотный рулон, положил на голову и вошел в воду. – Ух, холодная!

Глубина сразу у берега оказалась выше колен, но дальше увеличивалась не торопясь, на самой стремнине добравшись только до пояса.

– Нормально, – удовлетворенно кивнул опричник, выбравшись на другую сторону, и поворачиваясь к остальным участникам похода. – Он самый. Лошадям едва по брюхо будет. Переводите.

Мужчины начали раздеваться, совершенно забыв, что среди них присутствует девушка. Та, громко фыркнув, демонстративно отвернулась.

– Может, тебя верхом перевезти, боярыня Юлия? – поинтересовался русобородый витязь, ехавший с ней всю дорогу бок о бок.

– Ты, Варлам, лучше посмотри на том берегу, чтобы любопытный кто не остался, – покачала головой девушка. – Да сам не оглядывайся!

Впрочем, все путешественники слишком устали за долгий переход, чтобы заниматься мелким шкодничеством и, перебравшись через реку, мужчины оделись, подняли рюкзаки обратно на плечи и двинулись дальше. Вскоре березняк заметно погустел, среди расчерченных белыми полосками стволов появились кряжистые клены, высокие тополя, островки ольхи. Осока под ногами сменилась густыми голубыми полями цветущих колокольчиков, перемежающихся ослепительно-белыми ландышами. Тропа пошла резко наверх и в быстро сгущающихся сумерках впереди раскинулось бескрайнее Чудское озеро.

В лицо ударил свежий ветерок, снося комариные стаи обратно в заболоченный лесок, и люди, не дожидаясь команды, стали скидывать рюкзаки, снимать поклажу с лошадей, ставить палатки. К тому времени, когда к лагерю вышли Юля и боярин Варлам, вдоль невысокого обрыва вытянулось рядком восемь синих, оранжевых и красных капроновых куполов вперемешку с расстеленными на земле медвежьими, волчьими и бараньими шкурами.

– Ты не замерзла, боярыня? – спросил Варлам.

– В общем-то, еще не отогрелась, – пожала плечами та. – А что?

– У меня шкура медвежья есть. Хочешь, можешь в нее завернуться.

Девушки покосилась на него с некоторым ехидством.

– Да нет, боярыня, – покачал головой Варлам. – Это не в откуп, это просто, чтобы согреться.

Нынешней зимой, во время похода встреч ливонцам местные бояре попытались девушку высмеять и заставить выполнять при рати женскую работу. Однако она подбила самого нахального из воинов на спор – кто лучше стреляет – и наголову разгромила. Так и получилось, что женскую работу, по закладу, должен был теперь выполнять проигравшийся сын боярина Батова Варлам. Смущенный боярин, боясь позора и насмешек, предложил назначить откуп, и Юля его простила – но вот откуп так до сих пор и не назначила. Никак ничего придумать не могла. А потому каждый вопрос боярина со словом «хочешь?» носил явно двусмысленный характер.

– А сам-то как?

– У меня зипун теплый…

– Да ладно, – пожала плечами девушка. – Можем ведь и вместе лечь, теплее будет. Ты ведь со срамными намерениями лезть не станешь?

– Упаси Господь, боярыня Юлия, – испуганно перекрестился сын боярина Батова. – И в мыслях не имел!