Всем военачальникам было известно, что Еврибиад страдает от ран, полученных им во вчерашней битве с киликийцами. Все военачальники были поражены тем, что Еврибиад нашёл в себе силы облачиться в доспехи и прийти на совет. Все видели, что Еврибиад собирается участвовать в сражении, хотя еле стоит на ногах. И вот, слушая Фемистокла, навархи не спускали глаз с Еврибиада, ожидая, что он скажет. И передаст ли начальство над флотом Фемистоклу.

Закончив говорить, Фемистокл спросил у Еврибиада, каково будет его решающее слово.

– Твой тактический замысел хорош, друг мой, – с усилием вымолвил Еврибиад, чуть подавшись вперёд и в изнеможении опершись на воткнутое в землю копьё. – Я согласен с твоим мнением. Поручаю тебе выстроить наш флот перед битвой. Настаиваю лишь на том, чтобы спартанские триеры заняли центр нашего боевого строя.

Адимант раздражённо выкрикнул, мол, в плане Фемистокла не всё как следует продумано, в частности, у эллинов не будет возможности для манёвра и для отступления.

– Нам придётся победить или погибнуть! – воскликнул Адимант с трагическими нотками в голосе.

– Это лучший исход для любого сражения, – промолвил Еврибиад, бросив холодный взгляд на Адиманта.

– Я настаиваю на отступлении нашего флота к Гемейским скалам, – сказал Адимант, – время у нас ещё есть. Еврибиад, сразившись с варварами у Гемейских скал, ты станешь победителем. Но, приняв битву у мыса Артемисий, ты, скорее всего, погибнешь. Выбирай!

Вскочив со своего места, Адимант напряжённо взирал на Еврибиада в ожидании его ответа. Замерли в молчании и все прочие навархи.

Еврибиад поднял глаза на Адиманта и улыбнулся. В этой улыбке отразилась вся его жизненная философия. «Я не страшусь смерти», – казалось, говорила эта улыбка. И при виде её Адимант нахмурился, опустив взор.

– Итак, решено! – громко подвёл итог Фемистокл. – Живо на корабли, друзья!

На востоке всходило солнце. Морская гладь отливала розовым сиянием в его лучах. Такими же розовато-пурпурными оттенками были расцвечены облака на юго-восточной стороне неба. Над Эвбейским проливом висела призрачная дымка. В прохладном утреннем воздухе далеко разносились любые звуки.

Эллинский флот, отчалив от берега, расположился в форме дуги недалеко от мыса Артемисий. Греческие триеры выстроились с таким расчётом, чтобы края этой дуги упирались в мели и подводные камни. Выпуклая часть этого боевого строя выдавалась вглубь пролива, откуда вот-вот должны были появиться корабли персов.

О том, что флот Ксеркса приближается, свидетельствовали шум от множества идущих на вёслах судов, а также зловещий вой вражеских труб.

Эллинские триеры стояли двойным рядом, на них царила напряжённая тишина. Воины, матросы и гребцы находились все на своих местах в полной готовности к сражению. Эллины понимали, что отступать им некуда, позади берег скалистого мыса, а перед ними обширный пролив, занятый множеством кораблей Ксеркса.

Туманная дымка, окутавшая Эвбейский пролив, вдруг наполнилась смутными очертаниями больших судов, надвигающихся широким фронтом. Высокие мачты и изогнутые носы вражеских триер, проступая из тумана, открывались взору эллинов ряд за рядом. Многие тысячи вёсел двигали вперёд эту вражескую армаду. Увидев корабли эллинов, варвары подняли громкий крик, словно заранее торжествовали победу.

Еврибиад, находившийся на корме «Сатейры», пребывал в глубокой задумчивости. Кормчий Фрасон что-то говорил Еврибиаду, указывая рукой на суда варваров. Еврибиад не слушал его, занятый мыслями о царице Горго, привидевшейся ему во сне.