На следующий день молодой князь поднялся раньше обычного и, не успев как следует одеться, спросил, готовы ли к смотринам следующие девицы. Михаил Глинский, приглядывавший за племянником ежечасно, подивился такой торопливости, ответил, что пока собираются, мол, рано еще.

– Поторопить, мне недосуг! – Голос Ивана был почему-то взволнованным. Глинский встревожился, с чего бы? Молодой князь почему-то плохо спал, о том дяде уже доложили, плохо ел и явно торопился. Снова решил поехать чудить? Негоже князю, который объявил о своей женитьбе, якшаться с кем попало, до сих пор помнят его гречиху, которую сам сеял, и ходьбу на ходулях помнят, и саван, в который обряжался всем на смех. Пора бы остепениться. Но если вдуматься, то пусть лучше потешается, чем в дела московские лезть, вон как указывать начал, голос откуда-то взялся. Давно ли трясся от страха, когда с его любимцами расправлялись у него на виду? Растет, взрослеет птенец, как бы в стервятника не вырос.

В большую горницу, где выстроилась для осмотра новая шеренга московских красавиц, Иван вошел быстрым шагом, пригнувшись, чтобы не зацепить лбом притолоку. Это показалось смешным кому-то из девушек, хихикнула, на нее цыкнули со всех сторон. Нашла время смеяться, дуреха! Остальные обмерли, почему-то неуместный смех одной показался настоящим приговором остальным. Теперь великий князь наверняка рассердится и не станет смотреть ни на кого.

Но Иван, похоже, даже не заметил смешка и им вызванного волнения, его глаза побежали по лицам. В княжеских хоромах жарко натоплено, девушки прели в своих нарядах, туго стянутые в косу волосы (чтобы спрятать под венец) не давали не то что поморщиться, попросту вольно моргнуть, брови подведены, щеки намазаны свеклой. Глупые мамки изуродовали девичью красоту, мало кому из стоявших удалось выглядеть не хуже, чем обычно в жизни. Но среди них не было той, которую Иван искал, – Анастасии.

Прошел еще раз, девушки обмерли окончательно – слишком внимательно вглядывался в их разукрашенные лица молодой князь. Иван повернулся к дяде:

– Это все?

Михаил вновь поразился нетерпению племянника. Уже стало ясно, что Иван кого-то ищет. Кого?

– Нет, есть еще. Прикажешь привести?

– Конечно! – Нет, Глинскому не показалось, в голосе князя прозвучало даже облегчение. Значит, и впрямь ищет. Иван вышел вон, поджидать в соседней горнице, пока приведут еще невест. Михаил Глинский вдруг подошел к нему:

– Может, сначала глянешь через щелку, а то девки от твоего внимания помрут с перепугу.

Князь кивнул, сам напряжен, дергается. Дядя решил спросить начистоту, поинтересовался с легкой усмешкой:

– Да ты кого ищешь-то?

Видно, уставший от волнения Иван неожиданно для себя признался:

– Анастасию Захарьину. – Видя, что дядя пытается вспомнить девушку, добавил: – Сестру Данилы и Никиты Захарьиных, племянницу Михаила Юрьевича.

У Глинского отлегло от сердца, успокоился разом. Захарьины не враги, к власти не рвутся, эту можно. Он не помнил саму Анастасию, но кивнул:

– Сейчас посмотрю.

Оставив племянника маяться в светлице, вышел вон. К нему метнулся дьяк Демидов, ближний помощник.

– Покажи-ка мне Анастасию Захарьину. Есть такая здесь?

Демидов быстро-быстро закивал:

– Есть, как не быть. Покажу, надежа-боярин. – Поманил пальчиком, указал на стоявшую в ряду других Анастасию.

Михаил Глинский пригляделся, вспомнил, что видел в церкви, сам дивился достойной красоте девушки. Но все же повернулся к дьяку:

– Не ошибся?

Тот замотал головой:

– Она, она, не сомневайся, боярин.

Чуть улыбаясь, Михаил вернулся в светлицу: