Качаю головой.
Нельзя ведь так навязываться. Бабушка-соседка не раз говорила, что мудрость женщины в том, чтобы лишних вопросов не задавать.
Своим поведением заставить мужчину забеспокоиться. И самому все рассказать.
Где был, с кем пил.
Хихикнув в ладошку, тороплюсь на кухню.
По Савве и не скажешь, что он пьет, конечно. А если даже - то наверняка крепкий элитный алкоголь. Из грубого мужского бокала, как в фильмах, и со льдом.
Повязываю розовый Тамарин фартук на пояс. Роюсь в холодильнике, достаю продукты.
По воскресеньям всегда варю борщ.
Машинка мерно гудит, отжимает белье, завершает цикл.
Тянусь к старенькому магнитофону на холодильнике и включаю радио. Мою овощи.
Кухня у нас уютная, с новой техникой, и даже после ремонта магнитофон не выкинули, я упросила оставить.
Хотя, он портит весь вид, мы будто в прошлом веке живём - бурчала Тамара.
Ничего. На кухне пропадаю лишь я, так что Тамара переживет.
Чищу овощи, режу. Вздрагиваю и сжимаю нож, когда за спиной звучит вкрадчивый вопрос:
- Вошла во вкус, Маша? Ночью я, утром уже другой мужчина. А если бы я дверь открыл на две минуты позже? Застукал бы. Как ты отдаёшься ему в подъезде. Прямо у стены.
Он резко вжимает меня животом в стол, наваливается своим телом.
- Не подходи, - пискнув, поворачиваю голову. Между нашими лицами ставлю нож, с которого бежит темный сок.
Свекла.
Он смотрит на лезвие.
Я дрожу.
Кажется, что это не свекла вовсе.
Из глубины квартиры долетает голос Тамары. Она просит переключить волну, ей, как обычно, не нравится моя музыка.
Устаревшие попсовые песенки - она их не любит.
Мы стоим вплотную, тяжело дышим. Он вжимается в меня бедрами, и я ощущаю эрекцию. Вспоминаю, как несколько часов назад неумело облизывала его член, и сама становлюсь похожа на свеклу, кажется, даже мое отражение в его расширенных зрачках - багровое, смущённое, я в ауре стыда.
- Убери нож, Маша, - говорит он хрипло. - И на будущее. Если не сможешь оружием воспользоваться - на человека его не наставляй.
Одним неуловимым движением он выкручивает мою руку. Взвизгнув, роняю нож.
Савва толкает меня на стол, грудью вляпываюсь в горку проклятой свеклы.
- Поняла?
- Да.
Ноги подкашиваются. Его дыхание опаляет щеку. Его рука забирается под резинку пижамных брючек.
Всхлипываю.
Он трогает меня, поверх трусиков. Трет пальцами влажную ткань.
Я хотела держаться подальше. Но с моим телом что-то невероятное творится, выгибаюсь в пояснице от его касаний, промежностью вжимаюсь в его ладонь.
Он хочет со мной что-то плохое сделать. Отдать ягуару.
От этой мысли встряхиваюсь, грудью размазываю свеклу по столу и вырываюсь. Оборачиваюсь и со всей силы измазанной рукой влепляю ему пощечину.
18. Глава 17
На его гладковыбритой щеке расплывается багровое пятно. С мякотью от свеклы.
Он словно камень, ни один мускул не дрогнул, смотрит на меня, а в глазах горит жёлтый огонь.
Точно такие же глаза у Яра.
Только сейчас замечаю, тоже ореховые. И странная, окрашенная в жёлтый радужка.
- Маша! - из коридора вопит Тамара.
Отшатываюсь от Саввы. Он рывком тянет обратно, в ухо мне выдыхает:
- Зря ты это сделала, Маша.
Он сжимает мою грудь, и я вскрикиваю, не от боли даже, а от его полного ярости взгляда.
- Ночью готовься, - он сам отпускает и отступает.
Машинально отворачиваюсь к столу, за спиной слышу голос Тамары:
- Маша, я тебя просила переключить. Савва, господи, что с лицом? Это свекла?
- Маска омолаживающая, - невозмутимо говорит он. - Ты себе такие делаешь.
- Не такие. Да ты и так прекрасно выглядишь. Серьезно, маску делал?
Слушаю ее расстерянность и недоумеваю, она верит ему, в эту чушь про омоложение?