– Не хочу врача, – заявляет Марка, – катитесь все отсюда.

– Значит, здорова, – заключает хозяин. – До свадьбы заживет.

Тетушка склонилась над Маркой и в растерянности водит ладонями по своей зелено-коричневой переливающейся юбке. Материал был куплен в уцененном магазине. Маркина куртка и брюки тоже оттуда. По словам тетушки, в этом специализированном магазине можно одеться с головы до ног. Ткань, предназначавшаяся на подкладку, шуршит при каждом движении, подает Марке сигнал: тетушка поблизости.

– Не скреби, – велит Марка, и тетушка покорно опускает руки по швам.

– Надо ей воды дать, – спохватывается бабушка и семенит на кухню.

Я – за ней, чтобы взять у нее стакан и поднести Марке. Пусть знает, что я ее настоящий друг на всю жизнь.

– Как это произошло? – строго спрашивает бабушка.

– Очень просто. Марка взобралась на дерево, хотела поймать стрекозу, но промахнулась и упала.

– Но почему же она вся мокрая?

– Потому что дерево было в речке.

– Ты ходишь на речку?! Ты купаешься?! – Стоит бабушке повысить на меня голос – жаба тут как тут, она надавливает ей на горло, и бабушка начинает сипеть. – Ты заболеешь! Если уже не заболела. Поди сюда! – Она прикасается губами к моему лбу. – В постель, безо всяких разговоров!

– Но я же не падала с дерева в реку!

– Ничего не знаю. Вылежишь три дня, пока не нормализируется температура.

Бабушка временами становится невыносимой. Стукнет ей в голову, что я больна, – и все тут. А не ляжешь – нажалуется. Нажалуется – мама с папой не разрешат ходить с Маркой в лес. Все упирается в разлуку с Маркой.

Лежу я, кружку к стене приставила и прижалась ухом к ее дну. Это слуховой аппарат. Мне его порекомендовала Марка. Хотя и без кружки через фанерную перегородку все хорошо слышно. Если проделать в фанере дырку, можно записками перебрасываться. Но Марка не хочет. Я и без того ей в печенках сижу, она прямо не знает, как от меня отделаться. Я убрала кружку, приложила ухо к фанере. Нет, вроде с кружкой слышно лучше.

– Как тебя угораздило? – раздается голос хозяина.

– С дерева упала, – хныкает Марка.

– Я вот так же в твоем возрасте! Нет, постой, лет на пять постарше… С парашютом прыгал, а он возьми да и не раскройся. Результат перед вами.

«Это он про ногу», – догадываюсь.

– В войну? – спрашивает Толик.

– В нее, родимую, – отвечает хозяин.

– Бедный мой Петенька, любимый сыночек! – причитает бабушка. – Лучше б у него была деревянная нога и он остался жив.

Бабушка как только узнала, что ее старший погиб, так сразу и заболела грудной жабой. Бедная, и я еще ее не слушаюсь.

Бабушку жалко. Скоро она кончит жить, не увидев ни одного города, кроме Баку, и не прочитав ни одной книжки. Телевизор она смотрела один раз в жизни, у соседей, когда показывали папу. Ради этого она попрала свой главный принцип: «Пусть они к тебе ходят, а не ты к ним». Папа рассказывал на весь Азербайджан про работу прессов, и бабушка плакала от счастья. У неграмотной матери вырос сын-изобретатель!

Бабушка и мной гордится. Когда к ней приходят старушки-подруги, она выкладывает на стол четыре тома истории СССР с картинками и велит мне читать подписи. Картинки подписаны крупными буквами. Такой шрифт я читаю свободно, а мелкий – по слогам.

– Читай! – велит мне бабушка. – А вы проверяйте, – велит она подругам, – проверяйте, проверяйте!

Картинки такие страшные, что я стараюсь поскорее прочесть подписи и перевернуть страницу.

Старушки мной восхищаются, но бабушке все мало:

– Теперь второй том.

Я раскрываю его наугад и снова читаю подписи под страшными картинками.