И холодею от услышанного.

– Я выбрал ее первым. Не кажется, что так не честно?

– Успокойся, Дэн. Обсудим это позже, – голос Валиева звучит хмуро.

Он сейчас отдаст меня… И тогда от меня точно ничего не останется. Я… этого точно не смогу, не вынесу. Из горла рвется вопль.

– Нет, мне это не нравится, – голос мужчины явно пьяный, возбужденный. – Нечестно, понимаешь?

От мысли, что Амир отдаст меня другому, что сейчас ко мне будет прикасаться чужак, хочется умереть на месте. Мое тело становится ледяным. Это глупо, ведь и Валиев не «мой» мужчина. Почему продолжаю его воспринимать таковым? Я совершенно больная, если так!

Не слышу, что отвечает Амир. Собеседники повышают тон, и почему-то переходят на немецкий язык. Валиев десять лет жил в Германии и знает его в совершенстве. Правда, прежде чем до меня это доходит, пугаюсь что сошла с ума от ужаса и разучилась воспринимать человеческую речь.

Захожу в ванную, но оставляю дверь приоткрытой. Если ко мне попробует подойти другой… Здесь зеркало над раковиной. Можно разбить его тяжелой керамической мыльницей и вскрыть себе вены осколком.

Такие вот мысли. Дверь с грохотом захлопывается. Выглядываю в оставленную щель, прислушиваюсь к шагам. Амир вернулся в одиночестве. Надежда растекается пьянящим облегчением.

Мы все еще наедине. Валиев не впустил второго.

– Выдохни, Валентина, – произносит устало. – Иди сюда.

Я выхожу из ванной с опаской.

– Судя по твоему лицу, ты поняла суть конфликта.

– Я не позволю ему меня тронуть, – почти шепчу. Мне безумно больно произносить эти слова.

– Сегодня тебя никто больше не будет трахать. Мой водитель отвезет тебя домой.

Я, к стыду своему, забываю обо всем. О жестокости Амира, о том, как обращался со мной, о том, что я вся пропитана запахом его спермы.

Даже о маленькой девочке, из-за которой вляпалась во все это забываю.

Все смывает облегчение. Мне как будто подарили жизнь. Отчетливо понимаю, что если от Амира я смогла вынести подобное сегодняшнему, то от другого…

Я бы потом не смогла с этим существовать.

Не задаю больше вопросов. Увидимся ли еще. Поможет ли он, хочет ли узнать о своей дочери больше. Я буквально немею, машинально собираюсь.

Кое-как натягиваю платье. Амир швыряет мне плащ, я закутываюсь в него, и мы выходим из комнаты.

Следую за Валиевым по пятам, шаг в шаг, по узким коридорам в полумраке, по крутой лестнице. Когда спотыкаюсь, он быстро подхватывает. Его реакция молниеносна. Стискивает мою талию, и неожиданно ощущаю, как пальцами касается груди. Чуть сжимает ее. И тут же отстраняется.

– Сиди дома, поняла? Никуда не высовывайся больше, – приказывает, не пряча раздражения. – Ты уже достаточно создала проблем. Я к тебе приеду.

Выводит меня из здания на задний двор, по узкой тропе, к калитке в железном высоченном заборе. Неподалеку стоит машина. Амир открывает мне пассажирскую дверь, я юркаю в салон, дверь захлопывается, машина трогается с места.

Молчаливый водитель за всю дорогу на меня даже не взглянул ни разу. Довез до дома Веры, адрес видимо ему сообщил Валиев.

Откуда он знает, что я там остановилась? Когда успел выяснить?

Был ли мой поход в бордель глупостью, или я все-же чего-то добилась?

Одни вопросы, без ответов.

Проскальзываю в дом, тишина пронзительная. Сразу в ванную. Плащ, и остальные вещи, которые одолжила Марина, сдираю с себя, прячу в пакет. Увы, у Веры колонка, так что горячей водой особо не насладиться. Все надо делать очень быстро. Намыливаю волосы, тру все тело мочалкой. Меня продолжает потряхивать, стресс не прошел.

Заматываю полотенце на голове, набрасываю длинный махровый халат – он когда-то принадлежал моему отцу. Мои родители иногда отдавали Вере ненужные вещи, но чаще новые. Но халат точно папин. Странно, что он оказался у Веры. От этого на душе еще паршивей. Я была всегда папиной любимицей, подавала столько надежд. И в результате кем стала? Шлюхой.