Ему правда нравится так издеваться? Ненависть вспыхивает внутри, лютая, горячая.

Я наконец достигаю кресла. Сажусь, подобрав под себя ноги. Встречаю его потемневший взгляд. Жёсткий. Внимательный.

Лицо печет, наверное, я выгляжу ужасно. Меня бросает в пот, лицо пылает, волосы растрепались, пряди прилипли к щекам. Стараюсь прикрыть волосами свои груди. Тут мне похвастаться нечем, первый размер, могу запросто ходить без лифчика. Тамила всегда дразнила меня плоской. Зато в работе моделью это пригодилось.

Валиев отставляет бокал с недопитым виски на стол. Слежу за движением его руки. Перевожу глаза на грудь. Верхние пуговицы рубашки расстегнуты, открывая мощную шею, смуглую кожу, темные волоски.

– Ты изменилась, Валентина. Больше не скромница, да? Пожалуй, можно начать с минета, – произносит тягучим голосом.

Зажмуриваюсь, переживаю новую мощную волну ледяного озноба.

– Что такое? Не любишь сосать? – снова издевается.

– Это твоя дочь, Амир, – голос предательски дрожит. – Ей нужна помощь, она может умереть. Нужна операция. Лечение. Это маленькая девочка, ей четыре года. Пока ты здесь утоляешь свое уязвленное самолюбие, твоя дочь…

Амир резко наклоняется, в следующее мгновение я оказываюсь у него на коленях. Стискивает мой подбородок пальцами, очень жестко, до боли. Словно челюсть мне хочет свернуть. У него такие горячие ладони. Это тепло проникает мне под кожу, опаляет шею, опускается ниже, к груди. Соски реагируют болезненно, становятся твердыми, ноют.

– Ты нихуя меня не слушаешь, да, Басманова? Все та же уверенная в себе сука, – выплевывает, в опасно сузившихся глазах проскальзывает ненависть.

Продолжает сверлить взглядом, от которого все внутренности превращаются в желе. Нервы натягиваются как канаты. В этот момент страх становится почти осязаемым.

Амир может сделать со мной что угодно в этом месте. Никто слова поперек не скажет. Даже Марина не станет выяснять мою судьбу, бороться за справедливость. Предпочтет забыть, позаботиться о собственной шкуре. Понимаю это отчетливо. Иллюзий нет.

Не знаю, что происходит со мной в следующие минуты. Наверное, это тот самый пресловутый инстинкт самосохранения.

Я приказываю своему телу расслабиться. Обмякаю, подаюсь к Валиеву. Обнимаю его за шею.

– Я действительно многому научилась, Амир, – шепчу, чувствуя, как хватка на моем лице ослабевает.

Лицом к лицу, мы почти касаемся губ друг друга. Пальцы рук покалывает, когда пробегаюсь подушечками по заросшим щетиной щекам Валиева. Глажу их, почувствовав, как его сильное тело каменеет. По нему проходит дрожь.

Внутри меня тяжелый узел давит в солнечное сплетение. Это мое горькое прошлое напоминает о себе. Неразрешимых ошибках. Беспросветном одиночестве.

Но сейчас я не одна. С ним. Первым, единственным мужчиной, которого так сильно любила когда-то. Кровь вскипает, бурлит, только от того что Амир рядом. Так близко.

Запускаю пальцы в его волосы. Веду носом по его шее, жадно вдыхаю до боли родной запах. Он него пахнет дорогим парфюмом с древесными нотами. Безумно ему идет.

Низ живота наливается тяжестью. Соски болезненные, трутся о белую рубашку. Вспоминаю моменты нашей близости. Поцелуи. Как страстно прижимал меня к себе, привозя домой после свидания. Целовал неистово, шептал, как безумно меня хочет. Сейчас же он другой. Не холодный, но отстраненный. Между нами пропасть.

И все же, мне позволено прикасаться к нему.

Тяжелая рука ложится мне на талию. Амир подталкивает меня к себе. Сильно сжимает мои ягодицы. Наши губы соприкасаются. От ощущения горячего дыхания на моих губах, меня буквально перетряхивает. Невольно всхлипываю.