Здороваюсь, но она мне не отвечает.

Ну и пусть. Перед ней я точно ни в чем не виноват.

Заношу сына в спальню. У одной из стен стоит взрослая кровать, у другой – две детских. Еще в комнате поместился комод. И все.

Ланка. Как же ты выкручивалась?

Снова орать хочется от досады. У моих детей могло бы быть все!

У них должно было быть все!

Но заставляю себя выдохнуть и выхожу в коридор. Лана шуршит у кроватей, снимая с близнецов обувь.

– Ну вот, – выходит и она следом, – они спят.

– Завтра во сколько встречаемся? – спрашиваю с нажимом.

– Ром, – она вздыхает, трет лицо.

– Я спрашиваю, во сколько? – меняю тон. Ты и так у меня слишком много украла. Больше ни минуты не отдам.

– Я не знаю, – разводит она руками. – Просыпаются они часов в семь, – вскидывает подбородок. Теперь ее очередь бросать мне вызов.

– Аквапарк с десяти, час дороги. Значит, в девять я тут.

Она с досадой на лице отворачивается.

– И да! Упакуй их вещи, – медлю пару секунд, – и свои. То, что вам нужно, на эти десять дней выходных.

– Почему десять? Три!

Хочет улизнуть от меня четвертого? Да щас!

– У тебя десять, – разворачиваюсь и выхожу. Осточертело слушать ее возражения.

Останавливаюсь во дворе, запускаю руки в волосы.

Пытаюсь выдохнуть.

Дети. У меня есть дети. Двое!

Звонит телефон.

Димыч.

– Да?

– Ромк, ты еще на работе?

– Дим, нет, че-то срочное?

– Не особо.

– Давай тогда четвертого?

В телефоне пауза. И обалдевший голос компаньона и друга:

– Че это с тобой?

– Димыч, – усмехаюсь в трубку, – ты не поверишь. Я сегодня стал папой!

Роман

– Ни капли не сомневаюсь.

Сидим у Димки на кухне. У него двухуровневая квартира. Спальни на втором этаже. Жена с ребятней уже спят. Он – отец-молодец. У них детей четверо. Двое старших школьники, еще одна пятилетка. Как мои. Аж что-то щемит в груди. Как мои…

Алиска вышла, поздоровалась, быстро накидала что-то на стол и ушла. Оно и ясно, младшему у них буквально пара месяцев. Боится одного оставлять.

Дима предложил выпить, но мне лениво брать такси, к тому же завтра с утра пораньше хочу быть бодрячком. Так что… Сидим, гоняем зеленый чай. С жасмином.

– Вообще какая-то нереальная история, – мой друг тихо офигевает. – Почему ты так уверен, если сам говоришь, что она тебе изменила?

– Слушай, ну, – мне действительно сложно это объяснить, – если посчитать, когда они были зачаты… Я тогда был тут, и у нас все было… – не могу подобрать слов. Круто. Зашибись. Волшебно. Божественно. Ни одно из них в полной мере не отражает то, что между нами было. – Вот тогда между нами совершенно точно никого не было.

Вижу недоверие в глазах друга.

– Блин, Дим, вот заявись к тебе сейчас кто-нибудь и скажи, что третий ребенок не от тебя, ты б ему поверил?

– Ты обалдел, что ли? – он реально оскорбился.

– Ну вот и я так же! Мало ли что было потом. Вот тогда, когда они должны были быть зачаты, она совершенно точно мне была верна.

– Почему тогда она пошла налево, стоило тебе уехать? – недоуменно спрашивает друг.

– Не знаю, – что-то Димычу слышится в моем голосе такое, что он аж хмурится. – Я не говорил с ней. У матери тогда случился сердечный приступ, и …

Не договариваю… И Димка молчит.

– Но я же видел фотографии! – цепляюсь за последнюю ниточку, дающую мне возможность считать себя пострадавшей стороной.

– А что на них? – тихо спрашивает Димыч.

Морщусь. До сих пор противно вспоминать что на них.

–– Номер, койка и она с мужиком в обнимку, – выпаливаю, не глядя другу в глаза.

– Точно не фотошоп? – кривится Димка.

– Точно, я делал экспертизу.

В тайне от матери. И от Карины. Но делал. Не верил им. И этот червячок сомнений опять заворочался где-то в груди.