Дорога кажется бесконечной. В разрешенных местах я еду на максимальной скорости, но из-за пробок время в пути увеличивается с возрастающей прогрессией.

В голове то  и дело вплывает разговор с Надей. Она сильно обижена на меня,  и вряд ли ее в этом можно винить. Да еще я с этим тестом ДНК — нахрен бы он мне сдался! — но… не могу перебороть себя. Внутри  ерзает гребаный червь сомнения. Я должен сделать все, чтобы начать отношения с Надей с чистого листа и больше никогда не возвращаться к этому вопросу.

Смотрю на экран телефона, и неожиданно в пальцах начинает зудеть желание включить приложение домашнего видеонаблюдения. Мне до жути хочется глянуть, что там делает Надя. Стало ли ей интересно, как я живу, чем дышу? И если да… то девочка попала. Тогда она уже от меня не отвертится, а все ее «фи» будут лукавством.

Тянусь пальцем в экран, когда тот внезапно оживает: на экране появляется фотография Веры. Несколько секунд раздумья, и я принимаю вызов.

— Глеб! — слышу всхлип в трубке.

— Что случилось? — Чувствую, как в груди неприятно печет.

— Глеб, я в растерянности! Не знаю, что делать! Сонечка упала и разбила лоб. Сказали, нужно везти ее к врачу. Глеб! — причитает Вера, часто дыша в трубку.

«Твою … мать!» — раздраженно восклицаю про себя, разумом понимая, что просто так эта женщина меня точно не отпустит: привыкла к тому, что все проблемы решаются за нее. И в этом я виноват сам.

— Ты скорую вызвала? — сухо спрашиваю у нее.

— Да. Они сейчас приедут. Мы с Соней в детском саду. У нее все лицо в крови. Господи, Глеб, это так страшно! У меня все валится из рук! — визгливо произносит Вера.

— Я постараюсь успеть. Если скорая приедет раньше, наберешь. Я подъеду в больницу. — Отключаюсь прежде, чем получаю ответ.

Взглядом скольжу по папке на водительском сиденье. Видимо, сама судьба против того, чтобы Вера сегодня узнала неприятные для нее новости!  

Как и думал, в детский сад я не успеваю: скорая забрала Соню раньше. Когда  узнаю, в какую больницу ее увезли, направляюсь туда сразу же. 

Спустя двадцать минут я уже сижу под дверьми хирургического кабинета, где находятся Вера с Соней.

Вот что я слышу у стойки администратора: малышка неудачно оступилась, ударилась об угол стола и рассекла лоб. Ничего криминального, но мамочка-паникерша, конечно же, из этого подняла переполох. М-да, это очень похоже на Веру, но она мать, ей виднее.

— А вот и дядя Глеб! — Выдергивает меня из размышлений голос Веры, и я резко поворачиваюсь к ней лицом.

Первое, что бросается в глаза — так это кусок лейкопластыря, прикрепленный на половину лба Сони, и ее заплаканные глазки.

— Иди ко мне, моя хорошая!

Девочка, поджав опухшие от слез губки, сперва смотрит на меня обиженно, но все-таки улыбается и тянет ко мне ручки. Я забираю ее у Веры; пока та о чем-то разговаривает с доктором, отхожу на несколько шагов от них.

— Больно тебе, моя хорошая? 

Нежно провожу ладонью по мягким волосикам. Малышка обнимает меня за шею, прижимается щекой к щеке. Мычит в ответ. У меня сжимается сердце. Соня и до этого не особо разговорчивая была, сейчас же совсем отказывается хоть что-то говорить. 

Медленно шагая по коридору, мы направляемся к выходу. Вера нас догоняет в тот момент, когда мы уже стоим возле лифта.

— Что сказал доктор? Сотрясение есть? — скупо интересуюсь у нее.

— Нет. Говорит, что нет. Но нужно будет следить за ее состоянием, — встревоженно отвечает «жена» в ответ. — Только вот не спросила, когда в садик снова ей можно будет идти?!

— Вер, ты серьезно?! — раздраженно спрашиваю я. — Какой, к черту, садик? Посиди неделю с ребёнком дома! В чем проблема? Или тебе няня нужна?