Пока я занята ходунками и Алисой, Глеб распаковывает остальные вещи, купленные вчера. 

— Зачем ты это делаешь? — все-таки спрашиваю, заметив в коридоре коляску. 

— Не знаю, Надь. Нашло что-то вчера. Может, твой жалкий вид меня спровоцировал, — будничным тоном произносит Глеб.

А я, как только понимаю смысл сказанного, чувствую, как от обиды аж в горле перехватывает.

— Шучу я, Надь, — смеется парень.

Я, схватив пачку салфеток, оказавшихся под рукой, метко пуляю ему в голову со словами:

— Идиотский у тебя юмор, Глеб!

Я так злюсь, что даже не пожалела бы ходунки, которые полетели бы следом за салфетками, но меня останавливает Алиса. Дочке-таки удается добраться до подарка. У нее столько радости на моське, что у меня не поднимается рука разочаровать мою малышку.

— Не злись, — миролюбиво произносит Глеб.

Я игнорирую его, играя с Алисой.

— Надь, посмотри, что у меня есть.

Боковым зрением замечаю движение силуэта парня в мою сторону и застываю. Что у него там есть еще? И надо ли оно мне? 

Когда Глеб подходит слишком близко, дергаюсь в сторону.

— Аккуратно! — рявкает он.

Я кидаю на него сердитый взгляд, но, увидев в его руках картонный поднос с двумя стаканами из Мака и бумажный пакет с круассанами, почти прощаю его. Мне так давно хотелось горячего чаю и булочку, что, увидев их воочию, мой желудок сжимается в комочек от предвкушения. Привычка, чтоб ее!

— Не ори! — огрызаюсь на него и резко встаю на ноги. 

Глеб в недоумении смотрит на меня. 

— Что? — выдергиваю ближайший ко мне стакан из держателя и вытаскиваю круассан из бумажного пакета. — Считай, я наполовину простила тебя за твою идиотскую шутку, — бросаю через плечо Глебу. 

Все внимание перевожу на Алису. Аккуратно ставлю стаканчик на пол, достаю из сумки пачку печенья и, вытащив оттуда одну штуку, протягиваю дочке.

— Дай!

— Не рановато ты ей печенье даешь? Насколько я осведомлен, детей по утрам кормят кашками. 

Мои щеки заливаются румянцем. Ну что же он так действует на меня? Но говорить ему правду о том, что я кормлю Алису грудью, я не горю желанием. Да и не его это дело. 

— Не переигрывай, Глеб. На заботливого родственника ты не дотягиваешь. Моя интуиция вопит о том, что тебе что-то от меня нужно. Только так и не могу понять, что именно. — Поворачиваюсь к парню лицом.

— Хочу услышать от тебя правду, — глухо отвечает Глеб и делает шаг ко мне.

Я часто-часто моргаю. 

— Правду? Какую правду, Глеб? Ты о чем? — сглатываю пережеванные кусочки круассана, запиваю чаем.

— Зачем ты вернулась? И где отец девочки? И есть ли он вообще? — парень делает акцент на последнем вопросе.

Я мельком смотрю на Алису, потом перевожу взгляд на Глеба. А может, тетя Варя права, и ему действительно стоит рассказать всю правду? И мне станет легче, когда будет на кого оставить Лисенка, пока я смотаюсь в Новосибирск.

Мой мозг работает в режиме нон-стоп. Я чувствую, что должна принять решение здесь и прямо сейчас.

Алиса радостно крутится вокруг нас, шумно дергает за погремушки. Глеб внимательно смотрит на меня. Ждет ответа. И я решаюсь. Я скажу ему все, как есть.

— У Алисы есть отец, — медленно начинаю я. Голос отчего-то становится высоким, взволнованным, будто не моим. 

— И где же он, Надя? — Глеба в этот момент становится отчего-то больше, и я рядом с ним ощущаю себя такой маленькой и беззащитной.

Я почему-то никогда не думала, что сказать правду будет настолько тяжело. Язык налился тяжестью свинца, я открываю рот и…

— Да, Надя! Расскажи, кто отец?

Голос сестры заставляет меня вздрогнуть, очнуться.

— Вера? Что ты тут делаешь? — Глеб поворачивается ней, отпуская меня из оков его взгляда.