– Может, по паре? – Хохочу.

– Может, и по паре. Там уж как пойдёт, – подмигивает. – Главное, чтобы никакой сантехники.

Нашу необременённую интеллектом беседу прерывает стук в дверь – глухой и смазанный, словно кто-то задел её локтем случайно.

Мы оба замираем.

– Ты ждёшь кого-то?

– Нет, – качаю отрицательно головой. – Никого.

Идём к двери.

Рома открывает, а я выглядываю из-за его плеча. Напротив, в распахнутую дверь соседней квартиры, двое мужчин затаскивают диван. Один пятится, лавируя с габаритами, второй, спиной к нам, пытается угадать угол, под которым диван войдёт в проём.

– Вы что-то хотели? – спрашивает Рома.

– Нет, прошу прощения, – отзывается тот, что идёт спиной, не поворачивая головы. – Мы случайно вашу дверь задели, но я проверил, всё в порядке. Ни царапинки

Голос… Что-то в нём меня настораживает. Что-то слишком знакомое, чтобы просто пропустить это мимо.

Словно эхо, этот голос повторяется в голове.

– Понял, – Рома делает шаг за порог. – Помощь нужна? Вы новые соседи?

– Да, въезжаю вот. Лифт у вас, конечно, не очень удобный, – с деланным раздражением фыркает мужчина, затаскивает наконец второй край дивана в квартиру и поворачивается. – Я Демид, – тянет руку Роману.

Наши взгляды встречаются. Время – снова хлопок. Гулкий, как выстрел в груди.

Демид прищуривается, смотрит на меня в упор. Медленно переводит взгляд с лица ниже, к волосам, с которых капает вода на тонкую мокрую футболку, неприлично липнущую к коже.

Зрачки его, как у дикого зверя, расширяются, занимая почти всё пространство радужки.

Я ловлю себя на том, что дышу чаще положенного.

Взгляд Демида резко перескакивает на обнажённого по пояс Рому. Он смотрит с интересом, наверняка оценивает и прикидывает, какой вес этот человек имеет в моей жизни.

На его лицо словно набегает тень: скулы напрягаются, подбородок чуть выдвигается вперёд. Он сжимает челюсть так, что на шее проступает напряжённая жила. Ноздри раздуваются на вдохе. Словно кто-то ударил по тормозам внутри него, и он всеми силами удерживает себя сейчас.

Воздух между нами густеет. Как будто только что налетела чёрная туча и вот-вот начнётся гроза, а мы стоим под открытым небом, беззащитные и уязвимые перед лицом стихии.

Глаза Демида становятся чуть уже. Он не говорит ни слова, но в его взгляде их тысяча. И я не хочу слышать ни одно из них.

Стискиваю в пальцах влажное полотенце.

Сердце долбит в ушах.

– Марина? – Произносит Демид тихо и хрипло.

– Вы обознались! – Выкрикиваю и, за плечи дернув Рому в квартиру, захлопываю перед носом Разумовского дверь.

Марина.

Сердце, финальным аккордом бахнув о рёбра, проваливается куда-то в пятки. Прислоняюсь к двери спиной, зажмуриваюсь. Дышу тяжело и часто.

– Это… Это что, серьёзно сам Разумовский?

– Не произноси, – поднимаю ладонь в воздух. – Не произноси его имя вслух. Я не хочу…

Стук в дверь. Глухой, плотный. Я вздрагиваю, как от выстрела, и отскакиваю в сторону.

– Может, всё-таки откроешь? – Осторожно спрашивает Рома, вопросительно поднимая бровь.

– Нет. Нет, конечно. Давай… Давай просто сделаем вид, что нас нет дома?

– У меня есть некоторые сомнения, что он в это поверит, – сухо усмехается Рома.

– А мне плевать, во что он там верит! Серьёзно хочешь, чтобы я туда вышла? А если он меня по стенке размажет?

Стук повторяется, но уже куда настойчивей и злей.

– Марин, пожалуйста, открой. Нам нужно поговорить.

– Ну вот, – разводит руками Рома. – Он сказал «поговорить». Это ведь не «умри, стерва», верно? Не размажет он тебя по стенке. Да и зачем ему это?

– Ты вообще на чьей стороне?