— Можно я окно открою? — Не дожидаясь ответа, она опускает стекло и просовывает в него ладонь. — О-о! Это же наша песня, Тимур, помнишь? Прибавь, пожалуйста!

Из колонок действительно звучит хит четырехлетней давности, под который мы с ней катались вечерами. Она так и называла ее: «Наша песня». Я в английском мало понимаю, но Маша рассказывала, что это песня о большой и единственной любви. Ну, вот как после этого не считать ее стервой?

— Не помню такую, — вру я, но громкость все же прибавляю.

И почти сразу же жалею об этом, потому что она начинает подпевать. Даже удивительно, что имея настолько мелодичный голос, можно так фальшиво петь. Словно пытают хомяка током.

— Я обожаю петь, — сообщает она во время длинного проигрыша. — Я даже хотела поступать в Джуллиард, чтобы стать певицей, но папа отговорил. У меня ведь неплохие данные, как считаешь?

Самооценка Маши — это то, к чему должен стремиться каждый. Она раздражает меня настолько, что порой восхищает.

— Твой папа был абсолютно прав, — безжалостно подтверждаю я.

Ее сияющий детский взгляд моментально находит меня.

— Да? А почему?

— Потому что… — Я откашливаюсь, потому что слова «Ты поешь отвратительно», застряли в горле и никак не желают выходить. — Короче…

Она все еще смотрит.

— Потому что пение ты всегда успеешь освоить. А у тебя вроде бы всегда был талант к медицине, — раздраженно заканчиваю я, недоумевая, откуда взялось это желание непременно пощадить ее чувства. Она-то мои не пощадила.

— Вот и папа так сказал, — просияв, говорит она.

Спасительный проигрыш заканчивается, и я, поморщившись, возвращаю взгляд к дороге. Маша снова начала петь.

К ресторану, где назначена встреча, я приезжаю со стойким зудом в ушах. На обратном пути включу новости. Лучше слушать их, чем это.

Маша же, напротив, пышет энергией и весельем, тараторя без умолку.

— Тимур, я точно хорошо выгляжу? Ой, я так волнуюсь! Если мы заключим сделку, я смогу сделать наше совместное фото?

— Зачем тебе фото? — хмуро интересуюсь я.

— Саша попросила прислать твою фотографию. Она помнит тебя по моим рассказам и хочет увидеть, остался ли ты таким же симпатичным.

От очередной ее прямолинейности непроизвольно дергается челюсть. Пора бы уже привыкнуть, но пока что-то никак.

— Передай ей, что с возрастом я стал еще лучше, — буркаю я. — Все, идем, а то на встречу опоздаем.

— Я ей так и сказала, — беспечно откликается Маша, следуя за мной. — Но она хочет лично убедиться.

___

Странно, что в таком неприметном ресторане в дневные часы собралось так много народа.

— Вон Сергей Эдуардович сидит, — звучит из-за плеча голос Маши. — Или это не он…

Приехали. И почему у меня ума не хватило переспросить, откуда она его вообще знает? Это ведь Маша. От нее чего угодно можно ожидать.

— Ты его сколько раз видела?

— Один раз. Мы разговорились в аэропорту, а потом он мне позвонил.

Я вздыхаю.

— А ему точно нужна недвижимость? Сдается мне, он немного другим заинтересовался.

— Чем?

— Скорее, кем.

— Сергей Эдуардович? — Машины глаза изумленно расширяются. — Ну, ты даешь, Тимур. Он же ровесник моего папы.

Я не успеваю в очередной раз закатить глаза, потому что в этот момент мужик из-за столика, на который она указала, машет нам рукой.

— Точно, это он, — облегченно заулыбавшись, сообщает она. — Просто он тогда в рубашке другого цвета был, поэтому я засомневалась.

Пнув невидимый мусор под ногами, я обреченно иду за ней. Чувствую, встреча выйдет — закачаешься.

8. 8

— Здравствуй, Маша, — расплывшись в улыбке, мужик встает и прикладывается к ее руке смачным поцелуем. — А вы…? — И смотрит на меня, как на помойную муху, по ошибке залетевшую в резиденцию Папы Римского.