— Зайдём в мебельный? Выберешь себе всё для комнаты принцессы.

— А ты уверен, что мама захочет жить у тебя? — приподнимает Катя бровь.

— Честно?

— Да.

— Когда речь идёт о твоей маме, я ни в чём не уверен.

Заливистый детский смех лишь подтверждает мои слова. Сажусь на корточки, беру Катю за плечи, и мы упираемся лбом в лоб:

— Но ведь у моей дочери должна быть комната в моём доме? Так или нет?

Катин взгляд лихорадочно блестит.

— Я очень этого хочу, — шепчет она в ответ. — Ты только маме не говори. Мы всё время едем-едем. Гостиницы надоели. Там пахнет чужим.

— Хорошо, — у меня слёзы наворачиваются. Выпороть бы Еву как следует. — У тебя теперь есть свой дом.

Катя быстро определилась с выбором. Из детской мебели взяла только чёрную кроватку с кружевным балдахином. В соседнем отделе мы приобрели два красных кресла, трюмо с софитами, шкаф с зеркальными дверцами, стеклянный столик и ковёр из искусственного меха.

— А можно мне что-нибудь уютное купить? — озадачивает меня дочь.

— Что, например?

Катя чешет в затылке.

— Вазу, рамку для фоток. Ещё лабуды какой-нибудь…

— Ты где-то видела это, что ли?

— Ага, в кино.

Господи! Ребёнок нормальный дом видел только на экране.

— А у тебя есть фотографии? Чтобы в рамку вставить?

— О, сколько хочешь! У нас Карлуша на этом знаешь как баблишко рубит в антракте? Лохи…

Закатываю глаза:

— Доча, мы же договаривались!

— Прости! — Катя закрывает рот ладошками.

Один день знакомы, а понимаем друг друга с полуслова. Вот что значит родная кровь.

— Люблю тебя! — срывается с моих губ.

— Вот так сразу? — прищуривается Катя, точь-в-точь как Ева.

— Вот так сразу. Давай с тобой вместе сфоткаемся и сразу распечатаем? Я в свою комнату тоже рамку захотел.

— Давай! Вон там красиво будет. — Катя берёт меня за руку и вприпрыжку ведёт к фонтану в центре зала.

Почему я не удержал тогда Еву? Я был старше её на пять лет, а чувствовал себя рядом с ней вечно озабоченным подростком. У неё не было ничего, а у меня — всё. Кроме уверенности в том, что Ева меня когда-нибудь полюбит. На выпускной, я подарил ей красивое платье. Представлял, как ночью сниму его и буду ласкать мою девочку до зари. Номер забронировал на побережье. Но Ева в тот вечер позволила лишь поцеловать себя и мороженым покормить.

***

Ева ела мороженое, а я мысленно слизывал остатки лакомства с её губ, посасывал их и еле сдерживался, чтобы не облапать девчонку на виду у всех. В горле словно моток колючей проволоки застрял. Ни вдохнуть, ни слова молвить. Снял куртку и бугор на джинсах прикрыл. Неистовая потребность завладеть Евой жгла сознание. Сегодня сделал ставку на то, что каждая девочка мечтает о принце и сказочной ночи с ним. Подготовился по полной. Даже подработал феей-крёстной для Евы. Похоже, переборщил. Она теперь чувствует себя обязанной, и это её напрягает.

— Я так перенервничала, если честно… На выпускном! — болтает Ева, и капелька мороженого падает с конца вафельной трубочки в ложбинку между грудей. — Ой! — Ева пальцем подбирает потёк и языком смахивает следующую каплю. — Дай салфетку. Сейчас вся уделаюсь.

Дрожащей рукой протягиваю скомканную салфетку. Ева оборачивает трубочку и улыбается:

— На меня так пялились все! А когда я сначала вошла, похоже, вообще не узнали.

— Ты очень красивая. Но сегодня вообще отпад, — хриплю я. Чёрт бы побрал это мороженое. Обмазать бы её всю мороженым… Грудки, животик и ниже. Сглатываю.

— Спасибо! — Ева наконец-то доедает. Утираю со лба проступивший пот. — Пойдём к морю?

Спускаемся к воде, рядом ни души. Свет фонарей сюда почти не падает. Ева заговорщицки шепчет: